Чем дальше я шел по городу, тем сильнее становилось ощущение, что вся эта муравьиная возня вызвана множеством эмигрантов. Лифляндские и эстляндские немцы заполонили улицы. Разъезжали доверху набитые домашним скарбом повозки, искали, где бы их разместить. В парочке кафе даже в такой ранний час было битком. Я-то давно проникся убеждением, что эти события решают судьбу всех балтийских немцев. Но никогда я не ощущал шаги судьбы так сильно и никогда мне не было так печально, как в то 3 января, когда я шел по улицам Митавы. Без какого-либо конкретного намерения я свернул с главной улицы на запад и пошел улицей, почти пустой, да и домов тут было всего несколько. А когда я подошел к одному кирпичному зданию, то вдруг услышал пение мужчин. Я встал поближе и прислушался. На первом этаже здания я увидел, как германские солдаты чистят оружие. За работой они пели. Я услышал:
От Мааса до Мемеля,
От Эча до Бельта,
Германия, Германия превыше всего,
Превыше всего в мире!
Как же странно звучала песня в это утро: Германия лежала под ногами победителей и расходовала остатки своих сил на злобу против себя же самой. А мы поспешно бежали из этой страны и забирали с собой 700-летнее германство. А вот стояли добровольцы – и молодые, и старые – и пели «Германия превыше всего!».
Это была прекрасная песня. Ее пели и в школах, и в армии, она часто брала за сердце. Однако в тот день большого исхода, на земле Курляндии, эта было больше, чем песня. Из этих молодых добровольцев струилось не поколебленное никакими неудачами чувство истинно народной стойкости, неистощимая любовь верующего народа к материнской почве.
* * *
Размещение и возобновление работы ведомств в избранных для них зданиях, естественно, встречали некоторые трудности, однако я предоставил моим заместителям преодолеть их. Я же поддерживал контакт с военным руководством и латышским правительством. Однако прежде всего, чтобы я здесь мог работать с относительным спокойствием, надо было уладить и еще одно дело. Это касалось позиции Митавского солдатского совета.
Во главе этого совета был рядовой Роберт Альберт, который так хорошо проявил себя в качестве председателя Съезда солдатских советов. С Альбертом я был не знаком. Раньше он был редактором социал-демократических газет, а позднее, чтобы избежать нескольких тюремных сроков, которые он получил за нападки в прессе, отправился в Швейцарию и начал там работать в немецких газетах. Иногда он сотрудничал и с газетой профсоюза, которой руководил я. Я ценил его как очень умелого журналиста, но знал, что, будучи таковым, он слишком часто перегибает, иногда поддается тяге к сенсациям, свойственной столь многим журналистам, что и приводит его к неумеренности и преувеличениям. В Митаве он работал в издаваемой штабом 8-й армии солдатской газете. Истинным руководителем этой газеты был Эрих Янке, владелец известного берлинского издательства, который, однако, поручил основную свою работу своему подчиненному Альберту. Альберт делал всю работу, а Янке получал за это награды – старая история. Альберт из-за этого чувствовал себя обойденным и подавленным, а когда пришло время солдатских советов, он одним прыжком встал во главе митавского совета. Он сразу же сделал газету органом солдатского совета, а как руководитель и председатель солдатского совета приобрел в Митаве положение чуть ли не диктатора.
