В Риге мы нанесли множество визитов членам Балтийской национальной комиссии, являвшейся органом по защите политических интересов балтийских немцев. Я был не в состоянии поддерживать правильную беседу, ведь за время поездки так закоченел от холода, что был едва способен передвигаться и стремился к единственному идеалу – заснуть на теплой печи. И все же я присутствовал при беседах, казавшихся мне диалогами на далеких трибунах, из которых я понимал лишь отдельные слова. Около полудня я отправился в замок, в штаб армии[82], чтобы там начать приготовления к созыву съезда. Там, у начальника штаба майора Франца, постепенно собрались все, кто входил в местную верхушку. Туда пришли лидеры балтийских немцев, явился господин фон Госслер, а вскоре и некоторые члены Рижского солдатского совета. Говорили наперебой и в предположениях своих доходили до обсуждений возможных действий латышей и позиции солдат. Посреди этой дискуссии доктор Буркхард вдруг сделал предложение: «Есть только один выход – господин Винниг должен принять на себя руководство ведением всех дел!» Тут я вскочил и одним махом ощутил, как с меня слетели всякая усталость и оцепенение. Один за другим заявили о своем согласии с этим глава гражданской администрации, начальник штаба и присутствующие там представители балтийских немцев. Я же сообщил о своей готовности при том условии, что на это будут готовы пойти солдатские советы и новое германское правительство. Я тут же провел совещание с солдатским советом при штабе армии, которое очень облегчило присутствие в нем моего хорошего знакомого и товарища по профсоюзу. Затем я отправился к латышским социалистам и сообщил им о случившемся. Все эти инстанции и объединения телеграфировали правительству Германии, которое на основании этого 14 ноября назначило меня «генеральным уполномоченным рейха по прибалтийским землям».
Позднее от тогдашнего министериал-директора, а теперь унтер-статс-секретаря ведомства внутренних дел доктора Левальда[83]я узнал, как проходило это назначение. То были дни, когда в Берлине все было вверх дном, а Совет народных уполномоченных был на грани морального краха. Повсюду в рейхсканцелярии лежали телеграммы – они уже никого не интересовали, а новые приходили каждый час; кто же мог бы их все прочесть! Левальд хотел как можно скорее провести это дело, однако народные уполномоченные встречались с бесконечными депутациями, а потому были неуловимы. А затем доктор Левальд быстро решил осуществить это назначение на основе своих полномочий.
