Итак, прибывшему матросскому совету я смог сообщить об уже готовом решении по этому сложному вопросу. За полчаса нашли и оборудовали необходимую комнату, и разделение командных полномочий состоялось. Пикард, само собой, осуществлял свою деятельность с таким личным тактом, что коменданту оказалось не так уж и сложно приноровиться к новым обстоятельствам.
Около полудня матросы вновь собрались на общее собрание в тренировочном бараке. Положение матросского совета, да и мое лично было нелегким. Мы теперь должны были провести распределение командной власти согласно приказу свыше, хотя днем ранее мы с известным трудом смогли этому помешать. Хотя Пикард в своем отчете поведал, что распределение командной власти прошло сразу же после поступления телеграммы, радикалы все же грубо набросились на него. Когда я попытался заступиться за него, отовсюду послышались громкие крики, призывавшие собрание не давать мне слова. Ситуация становилась нестерпимой и опасной. Однако я тут же ухватился за это требование и сказал, что возьму слово только в том случае, если такова будет недвусмысленная воля собрания. Еще некоторое время пытались друг друга перекричать. Затем Пикард поставил вопрос на голосование. Почти единогласно согласились предоставить мне слово. После этого я сказал, что содействовал бы разделению командной власти, ведь ныне об этом издано распоряжение и именно теперь следует соблюдать дисциплину, однако же и сейчас я полагаю такое распределение крайне опасным, ведь из-за этого легко может возникнуть сумятица, которая крайне затруднит и замедлит отправку домой. Надеюсь, что в данном случае разногласий удастся избежать, если обе стороны будут осмотрительны и станут действовать из лучших побуждений. Кто-то выкрикнул: «Мы должны сделать как в Киле – к стенке поставить!»[80]. Я ужаснулся тем овациям, которые вызвал этот призыв. «Теперь или никогда!» – подумал я и принял вызов. Если такие вещи и вправду происходили в Киле, во что я не верю, то это было бы просто позором для матросов. Народ показал бы, что он просто недостоин завоеванной им власти, если бы допустил, чтобы ею воспользовались для преступлений. Матросы подняли восстание не для того, чтобы сводить личные счеты за допущенные когда-то в их адрес несправедливости, а для того, чтобы не допустить большого и общего несчастья, которое уже на пороге. Революция не темным страстям должна дорогу давать, а позволить проявиться всему лучшему и великому, что только есть в народе. Собирались положить конец кровопролитию на земле, а не начинать с новых убийств. Если же это собрание разделяет точку зрения вот того крикуна, то я должен заявить, что мне с матросами не по пути.
