.A плоды это могло давать, только если в стране процветала разобщенность. Все проекты реформ балтийского ландтага в Петербурге клали под сукно, а нам намекали, что мы должны держать руки прочь от “реформирования”, ведь избавление придет от рук правительства. Однако оттуда ничего подобного не ожидалось, ведь в Петербурге давно уже вынашивали планы заменить “либеральное” земское устройство в пользу бюрократии, а потому сильно сомневались, зачем “либерально” облагодетельствовать нас
[236]. И когда все-таки к концу 1906 г. опасность революции, казалось, миновала, все реформистские проекты правительства относительно Прибалтики были прокляты, а лозунгом вновь стал: “Пусть все остается по-старому!” И этому тем более способствовало то, что революционный радикализм латышей и эстонцев, проявившийся в 1905 г., помимо убийств и поджогов, еще и в антирусских манифестациях, в Петербурге все-таки вызвал известные сомнения в лояльности до того принимаемых под покровительство народов.
Также и при оценке вопроса о распределении земли ситуация все же выглядела иначе, нежели она представлялась в ходе Вашего недолгого пребывания, да еще и в обстановке смятения. Принципом крестьянской аграрной реформы в Прибалтике было создание слоя свободных крестьянских дворов. И это было достигнуто с образцовым результатом. Долгое время выделение крестьянских наделов отставало, так как к этому были существенные препятствия с хозяйственной точки зрения. Остро встал вопрос о сельскохозяйственных работниках, а потому когда за него взялись – началась война. Я не думаю, что решение лежало именно в том направлении, что каждый крестьянин получил бы землю. Прибывшие новички назавтра вновь остались бы без нее! Кстати, как известно, против выделения мелких крестьянских хозяйств крупные помещики из балтийских немцев ничего не имели, более того, они были готовы выделить треть земли своих поместий для колонизации, причем поначалу, что казалось во время германской оккупации само собой разумеющимся, именно для немецких колонистов[237], но позднее в договоре, заключенном в Либаве в мае 1919 г. между Ниедрой и представителями крупных помещиков из балтийских немцев Латвии, – и для латышских колонистов. В том, что такие колонизационные планы крупного масштаба, с явным намерением ослабить крупное немецкое помещичье землевладение, не были высказаны ранее, вряд ли можно обвинить именно балтийских немцев. Да и потом: как же именно сами они должны были к этому прийти, если их позиции в экономике и были основой для всего немецкого в Прибалтике?!
