Немецкий посол Герберт фон Дирксен, который, как полагали многие, и являлся истинной целью покушения, был убежден, что мой двоюродный дед действовал в одиночку. Он сравнивал Иуду Штерна, этого, по его словам, незрелого, необузданного и тщеславного субъекта, с Геростратом, небезызвестным гражданином Эфеса, который, обуреваем жаждой бессмертной славы, поджег храм богини Артемиды, дабы имя его сохранилось в веках. И хотя после этого преступления на упоминание его имени был наложен запрет, историки про него написали, его деяние превратило его в нарицательный типаж, и даже дата преступления вошла в анналы, ибо кто-то когда-то установил, что в ночь, когда Герострат поджег храм, родился Александр Македонский. Иуда Штерн еще до преступления стал типажом, а когда о нем написали в газетах, другие искатели славы и жаждущие протеста эти газеты прочли, среди них, возможно, и Ван дер Люббе.
Пока эти газеты рассуждали об изъянах советской юстиции, о странном «наказании без установления истины», русская эмигрантская пресса прославляла покушение Штерна как подвиг: «Герой, в одиночку демонстративно выступивший против советской власти, он воплощает собой новую русскую интеллигенцию». От Парижа до Харбина они тешили себя надеждой, что большевистская власть – лишь на время, что когда-нибудь можно будет вернуться домой, что Штерн – один из многих тысяч людей, которые не согласны с советским произволом и теперь вот-вот выступят с массовым протестом.
От этого покушения и вправду пошли волны, вот только породил Штерн вовсе не героев, скорее он выпустил джинна из бутылки. Русский эмигрант Павел Горгулов, взыскуя справедливости, воодушевленный сообщениями прессы, 6 мая 1932 года на парижской книжной ярмарке стреляет во французского президента Поля Думера и смертельно его ранит. Вся Франция потрясена: этим эмигрантам предоставили убежище, а один из них убивает их президента. Горгулов был офицером без армии, врачом, которому запрещено практиковать, и литератором, публиковавшим свои произведения под русским псевдонимом БРЕД.
Синдром Герострата распространялся среди невротиков, неуравновешенных и ожесточившихся неудачников: в покушении им виделся последний шанс достичь славы, выразить протест, что-то доказать, они были недовольны, зачастую по праву, и они хватались за оружие.
