Кажется Эстер | страница 42



Озиель родился на сто лет раньше меня, в 1870 году, в Вене. Этим я тоже гордилась: мы, дескать, не откуда-нибудь, а из самой Вены. Каким-то чудом у нас дома сохранилась советская трудовая книжка моего прадеда, а также биографическая заметка, согласно которой он работал учителем в школах для глухонемых в Коло, Калише, Лиманове, Варшаве и Киеве. Когда умер его отец, он унаследовал его школу в Варшаве. Звали его Озиель, но мне-то слышалось Азиль, или Азилий, ведь по-русски безударное «о» произносится как «а». Сперва я вообще думала, что это имя от азалии происходит, может, потому, что мою бабушку по имени-отчеству Розалия Азилиевна звали, а некоторые Азилиевну в Азалиевну переиначивали. Потом, став постарше, я все чаще задумывалась об этом своем прадеде с таким странным именем, звучание которого, помимо родства, сулило еще и приют, Азилий и его азиль, то есть убежище, место укромности и покоя, всеобщей безопасности и попечения. Получалось, я происхожу от предка, который заботился о самых обездоленных. Глухонемые сиротские дети – вот кто были главные обитатели Азилиева азиля. Но были и родители, которые из Кракова, из Вильнюса, из Киева привозили своих детей в Варшаву, чтобы отдать их Озиелю в обучение.


Мы никак не ожидали, что уже через три месяца наша дочь научится писать и выговаривать на русском и на идише даже трудные слова. И даже письмо напишет! Мы взываем ко всем несчастным родителям, нашим собратьям по несчастью, которым сочувствуем от всего сердца. Братцы, отправляйте ваших бедных глухонемых детей к лучшему на свете учителю. Вот адрес: О. Кржевин – Варшава – Чепла.


Его считали чудотворцем, хотя он был всего лишь учителем. Об Озиеле и его маленькой школе на улице Чепла писали на идише еврейские газеты, печатая благодарственные письма. В письмах этих слышны голоса истерзанных горем родителей, чьи неумелые фразы исполнены нежданно-негаданного счастья.



Не описать пером мои чувства. Сколько ни буду благодарить Вас – все будет мало за то, что Вы сделали. Не могу передать на бумаге мое ликование: я и вообразить не мог, что мой сын так скоро научится писать и говорить! В Вашей школе я видел глухонемых, которые говорят так, что никогда не скажешь, что они были глухонемыми. Я заплакал от радости, когда мое дитя со мной заговорило. Да поможет Вам Бог, чтобы Вы всегда были счастливы.


Это письмо из Киева написано в мае 1914 года.Потом началась война, и в 1915-м Озиель и его сестра Мария были обвинены в шпионаже в пользу Австрии и заключены в Седлецкую тюрьму. Может, им инкриминировали, что прячут молодых людей от военной службы? Или, как искони водится в войну, глухонемых сочли шпионами? Ведь кто не говорит – тот наверняка что-то утаивает.