Я же боялась прослыть «психически больной», ведь программеры сказали мне, что, в случае проблем, объявят меня умалишенной и навсегда запрут в психушке.
Преодоление полученных психических травм продолжается до сих пор. А тогда со мной работал мой наставник, жрец общины Билл.
— Ты вступила в завет с правительством США, поддерживаемый святой католической церковью, — вещал Билл. — Ты никогда не должна нарушать этот завет.
— А что такое завет? — наивно спросила я.
Билл ответил:
— Завет — это обещание хранить тайну. Все наши тайны хранятся в Ватикане у Папы Римского. Наш руководитель преподобный Джордж и я служим Ватикану. Твои страдания очищают твою душу, они были предопределены Христом, который пришел в этот мир, чтобы страдать за нас. Пытки, которым подвергли тебя, ничто по сравнению со страданиями Христа. Но ты должна хранить тайну своего очищения. Она известна в Ватикане, однако простые люди ничего не должны об этом знать. Ты должна дать обет молчания, чтобы никогда не раскрыть то, что случилось с тобой. Ты должна войти в завет, хранить тайну и унести ее с собой в могилу.
Билл продолжил наполнять мой восприимчивый девичий ум библейскими историями:
— Ты должна помнить, что Христос умер и вернулся, чтобы рассказать нам все, что он видел, когда был на пути в рай. Он отсутствовал три дня, но на самом деле намного больше. Там, где он был, время течет по-другому. В разных измерениях оно течет по-разному. Чистилище — это одно измерение. Ад — другое. И есть много иных, промежуточных. Ты можешь путешествовать по этим измерениям, входить и выходить из них, изучать, постигая тайны вселенной. Ты была выбрана, чтобы исследовать эти миры на пользу Церкви. Слушай, и ты услышишь голос Бога, направляющий тебя к твоей миссии. Розовый твой крест — это как рубиновые туфельки Дороти. Никогда не разрывай связь с розовым крестом, Люси, во время путешествия в другие измерения, и ты всегда сможешь вернуться домой.
Билл вещал все это, чтобы еще больше затуманить мой ум и сохранить в тайне все, что случилось со мной.
После программирования на секретной базе и издевательств Абрамяна моя жизнь стала еще хуже. Мое существование было строго регламентировано. Теперь мне не разрешалось ходить по магазинам и общаться с кем бы то ни было, кроме Билла. Я уже не могла ничего сделать в своем подсознательном стремлении хоть как-то защититься от насилия, не имела возможности с кем-нибудь поделиться своей душевной болью. Конечно, я и раньше была не общительной и, выполняя запрет попечителя, никому не рассказывала об издевательствах, которым меня подвергали, но сейчас такой запрет стал еще строже, мои прогулки проходили под присмотром жреца только на территории общины. Я по-прежнему жила в пристройке у дома Билла, которую он не разрешал мне покидать без его позволения.
