– Как ни странно, у него не было желания быть графом.
– Слишком много работы, – сказала она с улыбкой.
Он улыбнулся в ответ, слегка подняв один уголок губы. Эдвард не думал, что когда-либо захочет это сделать.
– В точку. Ты очень хорошо его знала.
– Не совсем. Теперь я об этом сожалею. Но мы отвлеклись. Расскажи что-нибудь приятное.
Что-нибудь приятное. Рыба определенно не подходила под эту категорию, и он, все-таки засунув в себя пару кусков, отодвинул свою тарелку и схватил бокал с вином, имея для этого повод.
– Сначала нам не нравилось жить в Хэвишем-холле. Мы быстро поняли, что там что-то не так. Ни одни часы не работали, не было слышно их тиканья. Поместье было таким же большим, как Эвермор, но мы могли располагать лишь полудюжиной слуг. Нам запретили ходить по большей части усадьбы, а многие из комнат были заперты. И вскоре Эдвард начал планировать нашу первую экспедицию.
Он улыбнулся, вспомнив, какой серьезной эта экспедиция казалась ему тогда. В этой истории, по крайней мере, он был самим собой.
– Однажды ты рассказывал мне о том, что маркиз приказал остановить все часы в доме, когда умерла его жена.
Улыбка исчезла с лица Эдварда. Проклятье. Откуда он мог знать, что рассказывал ей Альберт. Конечно, она бы намекнула, что знает эту историю.
– Маркиз прекратил делать много вещей, когда умерла его жена. В основном он прекратил жить.
– Я могу себе это представить. Я не знаю, что бы я делала, если бы ты умер в Африке. – Она покачала головой. – Прости, я не хотела говорить об этом. Давай вернемся в Хэвишем-холл.
Он вздохнул, осознавая, что ее слова подтвердили, что его нынешний план был единственно верным, если он хотел сдержать свое обещание. Возможно, раньше он не был человеком слова, но намеревался стать таковым.
– Я не знаю, почему нам показалось, что мы можем отправиться на исследование только в полночь. Как будто нам кто-то мешал сделать это в течение дня.
– Мне кажется, ночь кажется запретной, потому что все должны спать. Вот почему вы выбрали это время, – сказала она с дразнящей улыбкой на губах.
Он старался не смотреть на нее. Ее соблазнительный рот и блеск в глазах словно намекали, что она с радостью присоединилась бы к ним в темных коридорах со свечой в руках, чтобы осветить путь. Ему не очень хотелось узнавать ее с другой стороны. Еще меньше ему нравилось открывать в ней что-то новое. Он просто хотел притворяться Альбертом до рождения наследника, не получив при этом никаких синяков и царапин. Сближение с Джулией не было частью его плана. Тем не менее он должен был признать, что она имеет на это право.
