«Скрипичная игра такого уровня и вправду нечто экстраординарное. …Выдающийся масштаб его скрипичного мастерства стал очевидным. Его звук обладает невероятной способностью к изменениям тембра, динамических оттенков… В серьёзно-сосредоточенном обаятельном исполнителе можно иногда заметить педагога. Так воздействует его игра, которая никогда не звучит академично, без внутренней напряженности, продумана до мельчайших деталей. Субъективное и даже эксцентричное отступают назад перед полным доверием к его певучему скрипичному звуку и логике интерпретации».
«Для концертной жизни нашей страны скрипичные качества Бориса Гольдштейна могли бы стать большим выигрышем и Hochschule (Консерватории – А.Ш.) могли бы также выиграть, имея такого педагога… Его педагогические качества подтвердили его многочисленные ученики, одним из которых был Захар Брон – Лауреат Брюссельского Конкурса 1971 года».
В то время Захар Брон ещё жил в Новосибирске, где преподавал в местной Консерватории, а в середине 80-х и сам выехал из СССР со всем своим классом, среди которого были тогда два ещё совсем молодых ученика – Вадим Репин и Максим Венгеров, ставшие сегодня одними из сильнейших скрипачей мира своего поколения. Они – своего рода музыкальные «внуки» Бориса Гольдштейна. А слова рецензии из «Франкфуртер Альгемайне» оказались провидческими – именно так и произошло – деятельность выдающегося артиста была исключительно плодотворной на протяжении всей его жизни на Западе. Увы, только слишком короткой – всего лишь около полутора десятилетий…
Класс профессора Гольдштейна сразу привлёк к себе многих талантливых молодых скрипачей, среди которых, кроме немецких, были студенты из разных стран мира – США, Швеции, Голландии, Люксембурга, Бельгии, Болгарии, Венгрии. Были, конечно, и дети наших эмигрантов, осевших в Америке, Германии и других странах.
Борис Гольдштейн, по мнению некоторых его учеников, не был педагогом-теоретиком, но скорее педагогом-артистом. Так его ученик Александр Межибовский, преподаватель ряда американских университетов, писал:
«На уроке Б. Гольдштейн всегда с инструментом. Он умеет увлечь ученика… Вместе с тем, он ни в какой мере не “педагог-диктатор”. Напротив, он побуждает ученика проявить инициативу, выдумку, воображение… Вот почему одни и те же произведения ученики интерпретируют по-разному, ибо они разные художественные личности!
Нельзя не сказать о чисто человеческих качествах Бориса Эммануиловича. По отношению к нам, его ученикам, он проявляет трогательную заботу, интересуется бытом, трудностями, старается помочь, дать добрый совет. Стоит ли говорить насколько мы благодарны ему за всё, что он нам дал» (Я. Сорокер. «Борис Гольдштейн»).
