Люциуш и не обижался; те качества, которые служили Жедзяну в Дрогобыче, делали его отличным санитаром: им все время приходилось поднимать пациентов. У него были еще и мощные легкие, совершенно нетронутые парами хлорной извести, которую они использовали для дезинфекции. Его единственной слабостью была чувствительность, он плакал каждый раз, как они теряли больного, а это значило, что иногда ему приходилось плакать каждый день; слезы стекали по его шершавым щекам, а потом капали с кончиков усов. Как и у Жмудовского, у него были жена и дочь, но не было фотографии. Когда он вернется домой, обязательно попробует этот фокус с ковром.
– Но твоей дочери шестнадцать! Фокус с ковром нужен только затем, чтоб удерживать младенца!
Это говорил повар Крайняк. Двадцать лет. Бледный, тощий, с вечно хлюпающим носом. Русин из деревни неподалеку, один из немногих, кто хорошо понимал язык деревенских женщин в Лемновицах. Он учился в ремесленном училище, когда началась война, пошел на фронт из любви к Империи и потерял кисть в боях при Лемберге. Но война еще только начиналась, и он не успел растерять патриотизм, поэтому снова поступил на военную службу, теперь поваром. Со всем уважением, доктор, сказал Крайняк, шмыгая носом, но в Лемновицах я главный: у меня все соленья, и я решаю, кто получит гущу, а кто одну жижу.
Жмудовский, отирая с бороды горилку, соглашался: все мы в долгу у нашего чихальщика. И они с Жедзяном заводили песню:
Едят французы фуа-гра,
Британцы жрут филей,
А нам подай, а нам подай
Крайняковских соплей!
У Крайняка не было ни жены, ни дочери. Его безграмотная мать платила какой-то женщине на местном базаре, чтобы та писала ему длинные послания с наказами носить теплую одежду, не есть рыбы летом, не доверять местным девчонкам, а то ведь они как увидят парня из ремесленного училища, сразу заманят его в стог, родят младенца и помешают его великим свершениям.
А Новак? Совершенно непримечательный человек, работал в Кракове, в семейной лавке для собачников, там же встретил свою невесту, всего за несколько месяцев до войны. В кармане он таскал прядь ее волос – довольно большую прядь, Жедзян говорил, что она больше похожа на скальп.
Он гордился своими руками – возлюбленная однажды сказала, что они мужественные. На самом деле у него были вполне обычные руки, но из тщеславия он не мыл их мылом, чтоб не разъедать кожу, и в результате заразился дизентерией от пациента и умер в феврале, вскоре после прибытия Люциуша. Его заменил другой поляк, тоже по фамилии Новак, его так и называли – Второй Новак. Самой заметной чертой Второго Новака были пшеничные усы, которые он причесывал целыми днями.
