– Чего? – удивился Карась.
– Пусть не хватает сил, но желание все же похвально.
Гвоздь хмыкнул.
– А не хочешь узнать, кто стрельнул? – предложил он. – Морду начистишь, все утешение.
– Не думаю, что это мне поможет.
Карась спрыгнул с подоконника, повел острым носиком.
– А слыхали, чего говорят? – спросил он. – Когда Упырь был маленьким вонючим Упыренком, к нему Псы приходили. Печать поставили. А л-рей снял.
– Больше слушай! Кто б его потом в гимназию пустил!
– По закону все освобожденные от проклятия… – начал Ник.
Гвоздь закашлял-заперхал.
– Ну ты даешь, Немой! У кого тот закон!
– Вот именно.
Помолчали.
Ник снова потрогал стену, но больше ничего не вспоминалось.
– Ладно, я пошел.
– Удачи, – пожелал в спину Гвоздь.
Коридоры опустели, и только из малышовой рекреации доносились голоса – там начиналась продленка. В окно было видно, как отчаливают со стоянок автомобили, унося в прохладных, кондиционированных салонах «деток».
Перед дверью Ник задержался. В отполированной табличке отразилось его лицо с сердито закушенной губой. Это же смешно – бояться завуча! Но он боится.
Одернул мундир, провел ладонью по медным пуговицам.
– Разрешите, господин Церевский?
В кабинете полумрак – шторы задернуты. Но Упырю хватило одного взгляда, чтобы засечь мундир дешевого сукна и приютскую нашивку на плече.
– Фамилия! – прозвучало резко, как хлыстом щелкнул.
– Зареченский. Восьмая параллель. Класс «бэ».
Завуч выдернул из стопки тетрадей ту, в которой писал Циркуль. Зашелестели страницы.
Громко тикали часы на стене, поблескивали стрелки. У Ника зачесалась шея, натертая жестким воротником, но он не шелохнулся.
Упырь может сделать запись в личном деле, а его обязательно просматривают на комиссии. Накапать директору приюта. Заставить отсиживать в пустом классе после уроков каждый день, неделю или больше. Вытащить на общее собрание и отчитывать, пока стоишь навытяжку под насмешливыми взглядами «деток».
– Ну что же, Зареченский. Рассказывать, какой ты идиот, я не буду, ты сам это понимаешь. Напоминать, как легко потерять «королевскую квоту», тоже нет необходимости, не так ли? – Упырь улыбнулся, и Нику показалось вдруг, что ерунда, которую нес Карась, совсем не ерунда. Была печать! – Можешь идти. Два часа карцера.
Откуда-то же Упырь знает, какое наказание страшнее всего.
Когда Ник спустился на первый этаж, в гимназии уже стало тихо – все разошлись, а малышей загнали в классы. Охранник скучал за столом, глядя сквозь стеклянную дверь на залитый солнцем двор.
