Недвижен пруд;
Ив силуэты
Не шелохнут
Его водою.
Глубоко-нежны
О счастьи сны
Как будто сходят
Из вышины,
Где мир сиянья!
В пьесе Брюсова «Декаденты» (1893), опубликованной лишь недавно[107], поэт Поль Ардье читает своей невесте Лили Тиссо именно этот текст.
Еще 13 июня 1893 года стихотворение перевел Сологуб:
Белая луна
Сеет свет над лесом.
Звонкая слышна
Под его навесом
Песня соловья…
Ветер тихо плачет
В ветках над рекой,
А внизу маячит,
Отражен водой,
Темный ствол березы…
Сходит к нам покой
Нежный, бесконечный
С тверди голубой,
Где сияет вечный,
Тихий звездный строй…
Соревнуясь с Сологубом, Брюсов в январе 1903 года напечатал новый вариант, ставший окончательным:
И месяц белый
В лесу горит,
И зов несмелый
С ветвей летит,
Нас достигая…
Там пруд сверкает
(Зеркальность вод!)
Он отражает
Весь хоровод
Кустов прибрежных….
Глубокий, полный
Покой и мир
Струит, как волны,
К земле – эфир
Весь огнецветный…
Итоговая версия Сологуба, 16 марта 1922 года:
Ночной луною
Бледны леса,
И под листвою
Все голоса
Несутся, тая…
Пруда отсветы —
Стекла разлив.
Там силуэты
От черных ив
И ветра слезы…
В дыханьях нежных
Идет покой
С высот безбрежных
Горы ночной,
Где звезд мерцанья…
По наблюдению Анны Стрельниковой, первый вариант сологубовского перевода «во много раз превосходит по динамике поздний. <…> В переводе 1922 года Сологуб пытается воссоздать верленовскую неподвижность в изображении пейзажа, обусловленную точечностью, мгновенностью впечатления: он опускает глаголы или заменяет их существительными и прилагательными»[108]. В поздних переводах из Верлена, по мнению Минны Дикман, «обнаруживается характерное для переводческой теории и практики тех лет стремление к буквализму. В ряде случаев Сологуб перерабатывает переводы, приближая их к подлиннику, и нередко ухудшает. Новый перевод, вербально точный, буквально передающий ритмический рисунок подлинника, уступает первым редакциям в поэтической верности»[109]. В «буквализме» упрекали Брюсова, но оба варианта его перевода дальше от оригинала, чем у Сологуба.
Вопрос о том, кто из двоих лучше перевел Верлена, напоминает детский вопрос: кто сильнее, слон или кит? Шенгели, соревновавшийся с обоими, писал: «Брюсовские переводы несравненно выше сологубовских, несмотря на некоторую “жесткость”: им присущ тот неуловимый колорит “подлинности”, который свидетельствует о глубоком вживании в оригинал и искупает многие несовершенства. У Сологуба – досаднейшие промахи в понимании как поэтического смысла, так и образов и даже выражений оригинала, не говоря уже о неприятной игривости и умильности тона». Недоброжелательный к Брюсову Иван Тхоржевский, переводчик французских поэтов, заявил: «Когда Брюсов попробовал перевести мелодического Верлена, его переводы оказались, – рядом с отличными переводами Сологуба да и других, – мертвыми, бескрылыми, стопудовыми»
