Пройдет еще год-два, он создаст мощную армию, вооружит ее самой современной техникой и тогда…
А что, собственно, будет тогда, Сталин не конкретизировал.
Ему не хотелось думать о том, что немцы тоже не будут сидеть эти два года, сложив руки, что за два года надо воспитать несколько сотен тысяч командиров всех уровней, взамен уничтоженным им, что непосредственная граница с Германией позволяет вермахту всего через несколько минут после начала войны оказаться на советской территории.
Сложно сказать, понимал ли сам Сталин, что он никогда не был ни хорошим тактиком, ни, тем более, стратегом.
И именно поэтому будущее всегда оставалось для него непонятным и туманным.
Нет, не будущее какого-то там Тухачевского, обреченного на заклание, (с этим-то как раз все было ясно), а будущее того, что принято называть ходом истории.
Именно поэтому он не любил вспоминать семнадцатый год и все то, что было с ним связано.
Ведь именно тогда, на самом крутом повороте российской истории до апрельской конференции он все делал против Ленина.
И не надо было оправдываться тем, что он пошел тогда на поводу у Каменева.
Нет!
Он и сам тогда думал точно так же, как и его тогда еще старший друг.
Ленин выступал против войны, а они с Каменевым со страниц «Правды» призывали к ее продолжению.
Ленин был против любого компромисса с любыми партиями, а он, Сталин, ходил к меньшевикам договариваться о сотрудничестве.
Да и не верил он, говоря откровенно, ни в какой переворот. И только недавно до него дошло, что дело было не вере, а в том, что пока был хоть какой-то, пусть даже самый мизерный шанс, надо было цепляться за него.
Как цеплялся за него Ленин.
Да, Старик и сам мало верил в успех, иначе не приказал бы ему готовить конспиративные квартиры и коридор для ухода за границу в случае провала переворота.
Тем не менее, он пошел на него и насильно повел за собой всю партию…
Раскрывшая в кабинет дверь заставила Сталина оторваться от воспоминаний.
В дверях появился начальник Разведывательного управления Генерального штаба генерал Голиков с двумя черными папками в руках.
— Разрешите, товарищ Сталин! — застыл на пороге генерал.
Сталин кивнул и против своего желания задержал взгляд на папках, которые держал Голиков. И он, наверное, очень бы удивился, если бы узнал, что в них содержатся противоположные взгляды на одни и те же вопросы.
Все дело было в том, что с некоторых пор Голиков имел обыкновение ходить на доклады к Сталину с двумя папками.
