. Ночной клуб стал подтверждением такой жизни – жизни, которая, если присмотреться к потным лицам слишком нетрезвых танцоров, имела вид слегка искаженного симулякра. Если говорить о «Уэбстер-Холле», то нужно добавить, что в нем преобладали лица рабочих и воинственных левых, приходивших туда для проведения собраний, профсоюзных митингов или сбора средств для кооперативов
[93]. Изобретение ночного клуба – это не только изобретение современной формы избытка; оно также подразумевало появление современной формы политики, отношение которой к существующему порядку было, мягко говоря, критическим.
§ 26. Политика возбуждения
Ночная светская жизнь долгое время оставалась частной жизнью, которой наслаждались те, чьи жилища имели гостиные и сады для сдерживания избытка, дозволенного приглашенным. Изобретение ночного клуба представляло собой этакий пролетарский ответ на частное присвоение праздника, способ вернуть веселью его публичный характер, когда гостей непременно приходит больше, чем значилось в списках хозяйки дома. Определяя, каким пространством являются ночные клубы, власти не ошиблись: они решили считать их «общественными пространствами», то есть такими, в которых должны действовать особые правила безопасности и приличий[94]. Поскольку ночь была одомашнена, следовало, конечно, разрешить новые виды деятельности – но при условии, что они не выйдут за узкие рамки дозволенного существующим порядком; если уж разрешать оргию, то пусть она будет сдержанной. Мы знаем, что первые ночные клубы служили местами встреч пролетарских рабочих – это желание ограничить любые эксцессы, возможные в клубах, являлось также желанием ограничить возможные причины этих эксцессов. Наряду с алкоголем, танцами и превратностями человеческих отношений, мы должны включить в их число причины, подразумевающие политическую форму возбуждения – заражение умов силами возмущения и их трансформацию в требования социальной справедливости. Ночной клуб, как место коллективного избытка, представлял собой среду, благоприятную для циркуляции всевозможных эмоций, которые одинаково легко вызывали драку из-за сексуальных похождений или закладывали основы всеобщей забастовки. Это стало неотъемлемой частью новых опасностей, возникавших из-за ночной охраны порядка: хотя невозможно было еще больше раздуть призрак демонов и духов, враждебных добрым спящим людям, вполне можно было заставить людей думать, будто они материализовались в новых телах. Эти тела составляли то, что демограф Луи Шевалье в 1958 году назвал «опасными классами», которые одновременно являлись «трудящимися классами» – рабочей силой, находящейся на службе у капиталистического собственника и приносящей ему доход
