Ближе к концу своей жизни, оплакивая утрату пылкости своей юношеской эмоциональной привязанности к Чжоу-гуну, Конфуций скажет:
— Поистине, я опустился, поскольку давно я не видел во сне Чжоу-гуна.
И, конечно, он очень интересовался ритуалом, первоначальные знания о котором он получал от уездных старшин.
Вне всякого сомнения, он много общался и с Храмовым наставником, отвечавшим за празднества в честь предков и знавшего правила проведения культовых церемоний, сведения о которых хранились в луских канцеляриях и аристократических семьях.
О некоторых ритуалах Конфуций мог узнать от чиновников, осуществлявших контроль над различными церемониями.
Когда Конфуций стал принимать участие в службах в храме предков — основателей государства, он постоянно задавал вопросы помощникам Храмового наставника о каждой подробности ритуала.
Интерес Конфуция к древности был настолько велик, что он говорил о «Стихах» и «Писании», которые впоследствии стали каноническими конфуцианскими книгами, не на диалекте своего родного Лу, а на официальном языке Чжоу.
Тот же язык он использовал и при проведении любых церемоний.
Большую роль в становлении молодого Конфуция сыграло знакомство с «Шицзин» — «Книгой песен».
Именно в ней Кун Цю открыл для себя жизнь человеческой души, эмоциональное воплощение нравственных идеалов своей традиции — преданности старшим, верности другу, любви к родине, заботы о чести.
Во-вторых, стихи «Шицзина» можно было петь, узнавая на собственном опыте, что такое слияние чувства и добродетели.
Знание песен воспитывало вкус — вещь далеко не последняя в обществе, где превыше всего ценилась честь.
Но самым важным было то, что над этими песнями можно было размышлять. Именно поэтому для Конфуция, готовившего себя к карьере государственного мужа, «Книга Песен» была в первую очередь книгой государственной мудрости.
Забегая вперед, скажем, что с легкой руки Учителя Куна этот поэтический канон, подобно библейским рассказам в европейской традиции, прослыл в Китае вместилищем всей мудрости мира, выраженной иносказательным языком.
В книгах Конфуций читал о том, что в древности все были довольны своей жизнью: и правители, и простой народ.
Государство жило одной семьей, и ее правитель был не столько господином, сколько отцом каждого китайца.
Да, император, который одновременно был и сыном Неба, был строг к своим детям, но справедлив.
В результате государство процветало и крепло.
Все это вело к тому, что Конфуций раз и навсегда уверовал в традиционный древнекитайский идеал «управления посредством добродетели».
