Скакун вздыбился, пришпоренный отчаянным всадником. Мёрзлая земля и снег стали чуточку дальше от меня, я слышала, как кто-то что-то кричит через пургу, но всего лишь миг — и в моем поле зрения остались только мелькающие копыта, а в ушах — свистящий, визгливый ветер.
…Лошадь встала. Или конь, уж не знаю хорошенько, кто это был. Мне эта скачка далась так трудно, что разбираться в подробностях не хотелось совершенно.
День уже вступил в свои права. Хмурый, тяжёлый, зимний, он супился на нас мохнатыми снежными бровями. Святоша пытался понукать скакуна, но тот тяжело дышал и делал вид, что ничего не понимает. Тяжело вздохнув, Святоша спешился сам и снял моё бездыханное, совершенно убитое тряской тело.
Неспособная устоять на ногах, я брякнулась в снег. Святоша склонился надо мной и принялся потряхивать меня за плечи — осторожно, так, чтобы голова с них не скатилась.
— Ну, ты живая? Скажи хоть что-нибудь, ну!
Я чихнула и подняла на него глаза.
— Живая, — голос хрипел.
— Почему ты не сделала так, как я тебе сказал?!
Я смотрела на него без единой мысли в голове. Смысл его слов до меня вроде как доходил, но я решительно не понимала, какой ответ ему нужен.
— Ну почему ты просто не сидела тихо? — руки Святоши стиснули мои плечи. — Кто тебя вообще просил?! Теперь они тебя не отпустят, если снова догонят нас, да и в город тебе дороги больше нет…
Мне захотелось взглядом передать всю степень своего презрения к его словам, но не уверена, что мне удалось.
— А пошёл ты, — бессильно выдохнула я и поднялась, собравшись с силами. Повернувшись к нему спиной, я захрустела подошвами сапог по снежному тракту, пряча в рукавах ладони.
Падал снег, тихий и мелкий. Мои щеки уже почти совсем перестали чувствовать холод. Хотелось плакать от усталости, и в голове будто бы поселился рой пчёл. Мучил сосущий голод. Где-то внизу зима крыла своими белоснежными козырями бессильные леса. Где-то там были тёплые очаги, еда. Мы могли до них дойти, хоть путь и предстоял долгий.
Я прошла совсем немного, всего с десяток-другой шагов, когда хруст снега под ногами вдруг стал двойным, и Святоша нагнал меня.
— И куда мне идти, по-твоему? — тихо спросил он.
— Не знаю, — безразлично отозвалась я. — Мне все равно. Просто я, знаешь ли, уверена, что умереть мы всегда успеем.
— Тут у них в перемётной сумке нашёлся кошель, хлебец и фляга с чем-то крепким, — сказал Святоша, вздохнув. — Ближайшее место, где можно согреться — Семихолмовье, контрабандистская деревушка. Дня за три-четыре дойдём. Если не будем спать, то, может, и раньше.
