Страх гнал Топоркова прочь от мостика; стучало в ушах звонко, убыстряясь: «Бум, бум...» Убежать бы из этой тесноты — клетки из стекла и тонкого металла, упасть в густое топкое месиво болота и проваливаться медленно, успокаиваясь. Серая пелена застила Топоркову глаза.
Бабка Нюра повисла на руке шофера:
— Останови-и-и... Изгубишь!..
Ее резкий голос охладил исступление Топоркова. Перед глазами еще все плыло, качалось, но уже устаивалось. Он повернул ключ зажигания. Машина по инерции проехала немного и остановилась.
Тишина, звенящая, томительная, нарушалась тиканьем наручных часов. Шофер вывалился наружу, шатаясь, забрел в березник и повалился в мокрую росную траву.
Видение навязчиво маячило перед глазами, и Топорков припоминал подробности: в стороне валялась погнутая бляха солдатского ремня, ноги у задавленного скрючены, он еще жив, руки судорожно загребают песок.
«Я не виноват, я не виноват, — твердил Топорков. — Зачем ты пил у родных в поселке, зачем прыгал на ходу в кузов? Сам же и сорвался под заднее колесо...»
Возле уха занудил комар, примостился на мочку, впился хоботком. Один за другим комары облепляли открытые шею, лоб, щеки Топоркова. Их укусы раздражали и в то же время отвлекали. Он зашлепал ладонью, отгоняя комаров, но спастись от них было невозможно. Они вились тучей, подлетали новые.
Отмахиваясь от назойливых насекомых, Топорков вскочил и побежал к машине, захлопнул дверцу кабины. Отдышался, огляделся — бабка Нюра исчезла, и в кузове ее нет, а мешки на месте, разве она утащит такую тяжесть...
«Перепугалась поди», — размышлял Топорков, обшагивая близлежащие осинники, березники; угодил в сырой моховой кочкарник с редким ольшаником и сосняком — зачавкало под ногами; аукал, кликал бабку.
«Надо ехать, опоздаю! Объявится! Мешки завезу к ней домой, а она на попутке доберется», — решил Топорков, выбираясь из кочкарника.
Колея глубоко провалилась в песок — машина идет тяжело, на подъемах пробуксовывает, оседает задним мостом; ревет двигатель, и жар от него заполнил кабину. Впереди над пробкой радиатора парит.
С километр оставалось до озера, когда Топорков заметил метнувшийся с дороги в кусты бабкин черный платок.
«Ишь куда утопала!» — удивился он, заглушил мотор, выпрыгнул и бросился наперерез через мелколесье.
— Стой! — надрываясь, кричал Топорков, петляя между деревьев и стараясь не упустить из виду бабку. Та, видно, уже устала, плюхнулась на колени, обхватила руками комлястую березу — голосила истошно:
