И тем не менее это была жизнь.
А то, что происходило с ним в прошлом, его мечты, его раздумья о нескольких поколениях Морозовых, жажда славы, романтические подводные экспедиции, увлечение шахматами и еще много разных интересов — все это составляло как бы преджизнь. И даже Вера была оттуда, из той преджизни.
Внешним, конкретным и быстрым восприятием Морозов жил всеми этими транспортерами, вагонетками, добычей, но что дышало в нем внутри — разве еще что-то?
Кияшко не располагал свободным порожняком. Морозов просил и ничего не достиг. У диспетчера был один ответ: Зимин распорядился все ресурсы «Бессмертенко» бросить на другие участки, чтобы удержать общешахтную добычу. И хотя положение изменилось, хотя «Бессмертенко» стал давать уголь, Кияшко не мог или не умел перестроить напряженный механизм порыва. Может быть, и не хотелось ради временной работы морозовской бригады разрушать созданное с трудом равновесие. Кияшко отвечал с упрямым выражением, и, чем дальше, тем тупее становилось его одутловатое лицо.
— Пусть лучше не химичат, а смонтируют новый транспортер, — посоветовал он. — Все равно придется монтировать.
— Феликс, голубчик, это сделает ремонтная смена, — снова поклонился ему Морозов. — Нам бы хоть немного выдать на-гора. Да и нету нового транспортера. Нету!
— Займитесь доставкой нового транспортера, — посоветовал диспетчер.
— Эх ты, деятель! — буркнул Морозов.
Он подошел к селектору, прикоснулся к тумблеру, но не включил, снова повернулся к Кияшко:
— Последний раз прошу. Дашь?
— Опять двадцать пять, — вздохнул диспетчер. — Только время теряешь.
Морозов включил связь. Лебеденко быстро откликнулся.
— Отгружай все, что можешь! — приказал ему Морозов. — Больше порожняка не будет.
— Как не будет? А что ж нам делать?
— Ищите транспортер, — продолжал Морозов. — Он должен быть где-то у вас. Найдете и смонтируете.
— Нет, Константин Петрович, так не пойдет, — заупрямился Лебеденко. — Нам не выгодно. Нам во как нужно хоть что-нибудь выдать. Я не согласен.
— Подожди, — прервал Морозов и кивнул Кияшко: — Слышал?
Диспетчер страдальчески закатил глаза и вздохнул.
— В общем, делайте, как сказано, — распорядился Морозов. — Я еду к вам.
Лебеденко снова принялся за свое, но Морозов не стал слушать, отключил связь.
— Анархист у тебя бригадир, — заметил Кияшко.
Морозов направился к дверям. Он испытывал бессилие и горечь. Там, внизу, ему придется убеждать шахтеров, что ничего страшного не происходит, что нужно потерпеть до лучших времен и что не надо терять бодрости. И никто ему не поверит. Да он и сам не будет верить себе, однако что же еще ему остается — признаться им: «Я бессильный руководитель»?
