— Что вам надо, товарищ? — спросила я.
Нечленораздельно промычав, матрос что-то мял за спиной. Матросов в те дни опасались, попадались они разные...
Со страху мы уже в два голоса спросили:
— Да что же вам надо, товарищ?!
Матрос еще с минуту помолчал и наконец сказал густым басом:
— Рукопись принес... Для детского журнала...
И, красный от смущения, положил сверток на стол. Это был известный теперь писатель Соколов-Микитов».
Не помню уж, был ли этот рассказ напечатан. Но я иногда заходил в редакцию «Ковра-самолета», начал даже принимать участие в редакционных делах. Мы часто беседовали с Ольгой Дмитриевной. Я всегда чувствовал дружеское ее расположение.
Киев переживал тревожные дни. Где-то на юге шевелился Деникин. С фронта приходили дурные вести. Я не знаю, где была Ольга Дмитриевна, когда в Киев вступили деникинские войска. Вместе с моими смоленскими товарищами, служившими в продовольственной делегации Западного и Северного фронтов, я застрял в Киеве.
Помню вступление петлюровцев, а потом деникинских войск. На улицах Киева происходило нечто невообразимое. У здания Думы шла пулеметная пальба. На Фундуклеевской улице расположилась деникинская контрразведка.
Меня и моих товарищей по службе арестовали в маленьком ресторане на Думской площади, куда мы заходили обедать еще в советские времена. К нашему столику подошли три человека в штатской одежде, вынули пистолеты, сказали: «Следуйте за нами на Фундуклеевскую в контрразведку».
Нас привели к гостинице, в которой помещалась контрразведка. Возле гостиницы стояла многолюдная толпа. В сопровождении деникинских солдат, одетых в английские зеленые шинели, мы поднялись в кабинет, в котором за письменным столом сидел деникинский офицер. Стукнув револьвером по письменному столу, он на меня закричал: «Красную звезду носил?!»
Нас обыскали, отобрали имевшиеся у нас бумажки и документы, запечатали в конверт и спрятали в несгораемый шкаф. Нас втолкнули в комнату, переполненную арестованными людьми. У окна мы увидели лежащего на соломе человека, который накануне выбросился из окна и поломал себе ноги. Его притащили в комнату и бросили на солому. Ночью в комнату приходил деникинский офицер, выкликал имена людей, которых куда-то уводили, быть может на расстрел.
Мы просидели в контрразведке три или четыре дня. Нас спасло чудо. Однажды в комнату вошел человек, одетый в форму гвардейского офицера с белыми аксельбантами на груди. К великому нашему удивлению, мы узнали в нем нашего сослуживца по Снабарму. Он тоже нас узнал, спросил меня, как мы здесь очутились. Мы рассказали о том, как и где были арестованы и приведены в контрразведку. Я спросил у нашего бывшего сослуживца, как он оказался здесь. Улыбнувшись, он ответил, что он — помощник начальника контрразведки. Уходя, он обещал распорядиться освободить нас. Мы еще не верили нашему освобождению. Арестованные стали давать нам письма к родным. Вскоре за нами пришли. Мы вернулись к тому же офицеру, который допрашивал нас три дня назад. Он молча вынул из несгораемого шкафа запечатанный конверт с нашими бумагами и отдал нам. Солдат вывел нас на улицу и отпустил на все четыре стороны.
