Он посмотрел на стол, где рядом с пищей лежали листы белой бумаги, и понял, что может избавиться от мучений, сейчас же ответив на вопросные пункты. Но к перу не притронулся.
— На вопросные пункты изволили ответить? — спрашивал утром плац-адъютант.
— Не изволил...
И еще раз, и потом, и три ночи спустя одно и то же:
— Велено подготовить ответы на вопросные пункты... Велено... ответы... пункты... вопросные... подготовить... на вопросные пункты... велено...
Он молчал.
23. В дневнике Александра Сергеевича Пушкина есть запись о старой кормилице Екатерины Второй, которая, будучи в своей деревеньке в Белоруссии, на девяносто шестом году жизни вдруг однажды увидела сон, что держит на руках Екатерину такой, какой она была шестьдесят лет назад.
Она попросила сына записать число, в которое явился ей этот сон.
И когда пришла весть о кончине императрицы, сын заглянул в запись, там стояло 6 ноября 1796 года.
Кормилица не показала вида, что ее потрясла эта весть, но с тех пор перестала говорить.
Думал, что заставило записать этот случай Пушкина. И вдруг вспомнил, как о нем говорил мне Сергей Тимофеевич Коненков, не упоминая дневника поэта. Его тоже чем-то заинтересовал этот факт.
С Сергеем Тимофеевичем впервые я встретился в конце пятидесятых годов. Было жаркое московское лето. Дни сухие, солнечные, и даже листва в городских скверах пахла каленым прахом. А в квартире скульптора стояли полумрак и уютная прохлада.
Удивительные вещи окружили меня — витые, причудливые коренья деревьев являли собой стол и кресла в виде диковинных зверей и птиц, и пахло вокруг чистым деревом, лесной поляной и еще чем-то давно забытым, но таким дорогим, возбуждающим память. Так пахнет случайно сохранившаяся примета детства — давно прожитого времени.
Пришел я к Коненкову по заданию журнала «Художник», только-только пробуя свои силы в литературе, и страшно волновался. Был смущен и от смущения не знал, куда себя девать, топчась на пороге гостиной.
Маргарита Ивановна, жена скульптора, предложила сесть.
— Сергей Тимофеевич в мастерской, сейчас выйдет...
И я плюхнулся на спину лебедя.
— Это кресло Сергея Тимофеевича, — мягко сказала хозяйка. — У нас на нем никто не сидит.
Я вскочил, покраснев и смешавшись. Маргарита Ивановна предложила другое кресло.
— Очень жарко, — сказала она, — и Сергей Тимофеевич работает в плавках...
Воображение тут же создало худое тело старика, извитое, как корнями, длинными сухими мускулами, в руке у него молоток, в другой рубило, борода отброшена за плечо, лицо отрешенное, чуть диковатое, прищуренные глаза, и он — рубит и рубит...
