— Вот тут тебе... — сказал Стахов, выкладывая из портфеля кулечки с фруктами, сливочную помадку, печенье...
— Ого, — поднавалили! — сказал Алешка. — Ребятам можно?
— Конечно! А как же иначе. Я тебе еще принесу. Мы с мамой будем через день тебя навещать. День она. День я...
— Вот у сестры телефон Вовкин возьми, — кивнул Алешка на сестру, которая все тихонечко звала:
— Завьялов, а Завьялов! Проснись! Завьялов?!
— Как он? — спросила Антонина, встретив Стахова внизу у лестницы.
— Прекрасно. Бодрый, веселый. Ничего не болит...
— У него никогда ничего не болит, — сказала Антонина, торопливо натягивая халат.
— Не спеши. Успокойся. Волноваться теперь ни к чему!
— Уникальный человек! — возмутилась Антонина. — Сын в больнице, а он — успокойся! — и побежала по лестнице, торопливо поправляя выбившиеся из-под шляпки рыжие волосы. — Подожди меня! Мы отсюда домой! — крикнула с верхней площадки.
Все между ними было по-старому, словно и не происходил тот решительный разговор, о котором все это время думал Стахов, привыкая к мысли — их ничто не соединит вместе. В сердце не было прежней жалости к жене, но была растерянность и ничем не объяснимый страх.
14. Дом Волошина над самым прибоем. В солнечный полдень на веранде в плетеном кресле сидит Мария Степановна — вдова поэта.
Вчера были в доме.
Взошли на второй этаж по наружной лестнице. Из крохотных сеней, налево, дверь в комнату. В ней два окна. Одно на Карадаг, хребет Кок-Коя, на длинную прибрежную линию. Другое на террасу и в море. В простенке меж окон небольшой крестьянский иконостас. На стенах картины, акварели. Кругом портреты Волошина. Скульптурные его изображения.
Вещей много, и почти все они старые, прошлого века или самого начала нынешнего. Запах русских поместий, в которых жили люди искусства.
Посередине комнаты, на шаткой тумбочке, радиоприемник, словно подвешенный на тонкую ниточку антенны.
Мария Степановна обедает во внутренних покоях, а наш гид, Володя, пользуясь ее отсутствием, показывает комнату.
Из сеней правая дверь ведет в мастерскую. Высокая, как колодец, комната, со стрельчатыми, под потолок, окнами. Стены сложены из ракушечника.
Высокое бюро, которое сделал Волошин для Алексея Толстого. Тот писал стоя. Некрашеное дерево, побуревшее до цвета луковой шелухи. Большой стол завален папками с акварелями, книгами. По стенам портреты хозяина. Один выполнен Петровым-Водкиным. Вдохновенное лицо, решительной, сильной лепки, опаленное жаркими водкинскими тонами.
