В аудитории зашумели, задвигались: перемена. Я попятился от доски — автоматическая система во всей своей красе распростерлась от края и до края коричневой, покрытой линолеумом, доски...
«Скорей в преподавательскую! Там на столе...»
Да не тут-то было. Ты, Шибанов, набросился на меня с вопросами, ты, видишь ли, кое-что недопонял...
Чуть ли не скрипя зубами, я стал подробно отвечать на твои вопросы. На перемену ты меня так и не отпустил: прозвенел звонок, и начался второй час лекции.
И снова нужно было расслабить мускулы, погрузиться в память, в логику, выжимать из себя все до капли, до предела.
По времени уложился точно.
Приплелся в преподавательскую, схватил перепачканными в мелу пальцами конспект; он лежал себе спокойненько там, где я его оставил, — на зеленом сукне, на самом уголке стола.
Жадно вглядывался я в слова, в формулы и, главное, в чертеж... и убеждался, что все до последней черточки, до последнего штришочка вспомнил, все как есть. Один только вопрос из всей лекции был начисто упущен. Но когда стал раздумывать, то вдруг понял, что вопрос-то этот несущественный, его и нужно было забыть!..
Захлопнул конспект и опустился на диван.
— Что с вами, Глеб Устинович? — спросила англичанка Виктория Робертовна. — У вас такое лицо... не заболели?
— Нет, — улыбнулся я, — наоборот.
С того самого дня я оторвался от конспекта. А это означало... как много это означало! Теперь я получил живую связь с аудиторией, мог более свободно распоряжаться материалом лекции: делать отступления, что-то подчеркивать, что-то опускать вообще. Теперь я мог рассказывать простыми, доходчивыми словами, мог припомнить случай из своей, пусть и небольшой заводской практики, мог шутить. Теперь можно было свободно пройтись между столами и заглянуть в ваши тетрадки. А главное, я выиграл в ваших глазах! Не знаю, правда, выиграл ли я в твоих глазах, Шибанов?..
Ты по-прежнему получал у меня тройки и даже двойки, однако спеси в тебе не убавлялось. Ты, как мог, старался внушить своим товарищам: «Глеб невзлюбил меня и режет...»
На первый мой экзамен ты явился принципиально неподготовленным. Целыми днями — и об этом знали все — ты пропадал в спортзале: ты ведь считался техникумовским «баскетбогом»!
— Можно, я возьму другой билет? — сказал ты, бегло просмотрев вопросы первого билета.
— Пожалуйста, — ответил я. — Только, выражаясь спортивным языком, судить буду уже не из пяти баллов, а только из четырех. Таков закон.
