Однако чем лучше Глеб узнавал своего шефа, тем более озадачивали его некоторые странности в характере Корецкого...
Привел как-то Глеб в кабинет двух дежурных и выдал им наглядные пособия для предстоящего занятия. Нагрузившись плакатами и моделями приспособлений, студенты вышли. Как только за ними закрылась дверь, Виссарион Агапович, сидевший за столом и проверявший письменные работы, поднял голову и с испугом на лице стал выговаривать Глебу:
— Вы их не пускайте сюда! Украдут что-нибудь. Пока вы тут выбираете плакаты, он у вас за спиной возьмет, ну, хотя бы сверло, сунет в карман — и с концом! Они же глазами так и шарят, так и шарят по полкам. — И с сердитым видом снова принялся проверять задания.
«Что-то не в настроении сегодня...» — решил Глеб и не придал словам шефа особого значения.
Однако вскоре после этого случая Корецкий снова удивил и озадачил Глеба. Заходит Виссарион Агапович в кабинет после занятий сильно возбужденный. Прикрывает за собою дверь и с проклятиями, ругательствами рассказывает, как во время лекции кто-то из студентов выстрелил мокрым бумажным шариком в доску, на которой он, Виссарион Агапович, писал мелом.
— Вы понимаете, — говорил Корецкий, приподняв палец, — метились, стало быть, в плешь... Не попали! — В голосе шефа одновременно и гнев и торжество, мол, вылазка врагов провалилась — «не попали»!..
Глеб ожидал, что Виссарион Агапович махнет рукой, мол, ну да ладно, шут с ним, с этим шариком! Видали, мол, мы и эти шарики, и этих «снайперов»!.. Однако Виссарион Агапович, видимо, не собирался обращать случай в шутку; все ругался, все распалялся да так, в дурном настроении, оделся и ушел домой.
А неделю спустя опять происшествие. Не успел Корецкий уйти на урок, как тут же возвратился в кабинет, причем не вошел, как обычно шаркая ногами, а прямо-таки вбежал, ворвался. И в руках у него была табуретка.
— Подлецы, понимаете!.. — начал он с порога. — Не студенты, а сплошные бандиты. Их пересажать надо! Всех! В тюрьму, понимаете. За решетку. Их тут учат, платят им стипендию, а они, свиньи, что вытворяют!.. Жулье! Подонки! — Виссарион Агапович раскраснелся, верхняя потная губа дрожала, голос от гнева уже не скрипел, а был чист и высок, темно-карие глаза блестели.
Мало-помалу Глеб начал понимать, что произошло,
Оказывается, ни о чем не подозревая, Виссарион Агапович, как только прозвенел звонок, отправился в аудиторию. Приветствуя его, группа вскочила на ноги, даже самые расхлябанные парни на этот раз старательно тянули руки по швам. Виссарион Агапович, не замечая этого чрезмерного усердия, сел на табуретку, но тут же и вскочил как ужаленный. Схватил табуретку — и что бы вы думали? Из сиденья торчал острый кончик гвоздя...
