Однако кабинет Виноградова был закрыт; не было Виноградова и на следующий день. По техникуму между тем стали распространяться слухи, что Виноградов с работы увольняется...
— Я знаю только одно, — сказала Глебу Полина Семеновна, преподавательница русского языка и литературы, она же председатель профкома и потому, может быть, самый осведомленный в делах техникума человек. — Виноградов поступил как настоящий джентльмен. Он, по сути, спас Викторию Робертовну от душевной трагедии...
— При чем здесь англичанка?
— Видите ли, Глеб Устинович, — доверительно сказала Полина Семеновна, — муж у Виты (так называли Викторию Робертовну за глаза) знаете какой?..
— Слышал...
— Приходит домой пьяный, начинаются скандалы, дети нервничают... Самый младшенький не научился еще говорить, как стал заикаться. У девочки тоже с нервами не все в порядке... Так вот, муж Виты стоял первым в очереди на квартиру. И, понимаете, — Полина Семеновна почему-то понизила голос, хотя в профкоме, кроме них, никого не было, — нужно получать ордер, а ему отказывают. Мотивируют тем, что он пьяница, прогульщик и так далее. Если бы вы видели Виту!
Побежала к Петру Максимовичу, а тот и говорит — конечно, надо идти в горисполком, а как туда идти, если мы сына Евстигнеева исключаем за неуспеваемость?.. Вы понимаете?.. Тогда Вита — к Виноградову...
Глеб начал понимать, каким образом в ведомостях появились тройки...
— Вита теперь на седьмом небе. Хоть дети-то не будут видеть и слышать скандалы: все-таки квартира, знаете. Закрыл их в спаленке — и спокойно.
— Позволительно спросить, какого дьявола она живет с таким мужем?
— Э, знаете, — Полина Семеновна покачала головой с отбеленными волосами и мудро сощурилась. — Вы думаете, так просто женщине остаться одной с двумя малышами на руках? Да теперь если и разведутся, так Вита останется в квартире. Будущее детей обеспечено. Как ни трудно ей будет, но квартира — это великое дело... Почему Виноградов, спрашиваете, увольняется?.. Этого я вам не скажу. Виноградов, он, знаете... — Тут Полина Семеновна сделала рукой жест, который мог означать и не от мира сего, и не нам чета. — Во всяком случае, с Витой он поступил как настоящий человек.
— Опозорил я свою седую голову, — час спустя говорил Глебу сам Виноградов. — Поддался, что называется, минутной слабости. Прибежала Робертовна в слезах... Не выдержал, пошел к директору, давай, говорю, ведомости... Ну вот, говорит, и правильно, вот и хорошо, теперь я и к Александру Николаевичу смогу обратиться с просьбой... — Виноградов крякнул, достал из пачки папиросу и долго разминал ее, прежде чем закурить.
