На юго-западном ребре Макалу мы поднимали вверх палатки, запасы продуктов, кислорода и устраивали лагеря 1, 2, 3, 4 и 5, слушая по вечерам сообщения непальского радио о восхождении итальянцев на Эверест. Мы узнавали о том, что итальянские альпинисты ежедневно получают из Катманду свежие фрукты и овощи, мы знали, что они могут каждый день связаться по радио или по телетайпу через Катманду с Римом, с родиной, с семьей.
Мы испытывали смешанные чувства. Потому что и мы с удовольствием отведали бы свежих бананов и апельсинов, с удовольствием приготовили бы себе салат из помидоров и огурцов. Возможно, мы бы не отказались нарушить неписаные правила экспедиции.
В противоречивости наших чувств таилась условная граница, отделяющая экспедиционный альпинизм от неэкспедиционного. Весьма подвижная граница, потому что и на Петршин можно подняться от здания Центрального комитета Чехословацкого союза физического воспитания, находящегося в Праге на Поржичи, экспедиционным образом, устраивая промежуточные лагеря на Уезде и на Небозизке.
Экспедиция тоже игра, хотя и серьезная. Иногда очень серьезная, но она никогда не должна превращаться в драму.
Конечно, читатель ищет в альпинизме и то и другое. Авторы книг об альпинистах и сценариев фильмов с удовольствием утоляют их жажду. Поэтому мы снова и снова сталкиваемся с вопросами: «Происходили ли с вами романтические, волнующие, опасные и драматические события?» А ведь в экспедиции нет ничего романтического и драматического. К экспедиции нельзя подходить с таких позиций, не следует ждать острых ощущений. Экспедиция должна быть тщательно подготовлена и четко организована, так, чтобы романтике и драме не оставалось места в самой стратегии и тактике восхождения, а также в человеческих взаимоотношениях внутри коллектива экспедиции. И волнений должно быть как можно меньше.
Конечно, каждый — иногда в самом укромном уголке сердца — хранит свое отношение, субъективное, к горе, к восхождению, к экспедиции, к коллективу, к своим товарищам и — к самому себе. Иногда в таком укромном уголке живет честолюбие, чисто субъективное желание, чтобы исполнились чисто субъективные романтические мечты, мелкие субъективные драмы и — жажда славы.
Но все это должно быть отодвинуто в сторону, когда совершается такое большое деяние, как большая экспедиция на высочайшую гору.
Уже много раз многие альпинисты отмечали, что восхождение на высочайшие горы означает, с одной стороны, дрожание от холода, а с другой — мучение от жары, что восхождение в Гималаях состоит из девяти частей страданий и только одной части радости. Что едва ли может существовать золотая середина между двумя этими крайностями. Что восхождение — это усталость, самоотречение, головная боль и плохой сон или бессонница. Что это тяжелый труд. Наконец, что это, собственно, не что иное, как поход, и постоянное вскарабкивание вверх, и спуск, и постоянное чередование спусков и подъемов.
