Даргиничев возвышался над бабкой, каблуки его болотных, в дегте, сапог вдавились в процеженную дождями супесь.
— Ступай, — сказал Даргиничев. — Шаронов тебя сведет.
Бабка глядела на директора потерянно, со слезою, с испугом в глазу.
— Я не собравши дак... Вещи-те у меня на квартире оставлены. — Даргиничев больше не слушал ее. Он поворотился к прибывшей на берег женщине, тоже в черном жакете и сапогах, тоже в сером суровом платке, с выражением просительного несчастья в глазах.
— В контору я к вам собралась, Степан Гаврилович, — сказала женщина, — да вот, вижу, вы здесь... По личному вопросу...
— А в конторе меня искать бесполезно, — сказал Даргиничев, налегая на «о», морща лицо в улыбке. И повторил: — Искать меня бесполезно в конторе... Волка ноги кормят. Мы как волки работаем. Затемно встанешь — гимн играют по радио. Вечером возвращаешься домой, сядешь к столу покушать — опять слышишь гимн. Только один гимн слушать и есть время. Всегда одна музыка. Ну что ты будешь делать? Беда! — Даргиничев засмеялся. Большеносое, лобастое, с грубо тесанным подбородком, с бледными, слегка вывороченными губами, с высокими залысинами, лицо его засветилось простодушной веселостью.
Женщина слабо, натужливо улыбнулась:
— Да, конечно, столько на вас ответственности... Я к вам хотела насчет Аркадия, сына... Совсем отбился от рук.
— Аркадий старший у вас? Высокий такой парнишка... Помню, помню. — Даргиничев улыбался. — В самодеятельности он участвовал в школе. На такой штуковине играл, будто гвозди молотком заколачивал... Я у них был приглашенный на вечер... Как же, помню.
— На ксилофоне он увлекался, — сказала женщина. — забросил теперь. Десять классов закончил, подавал в индустриальный техникум документы, по конкурсу не прошел... Дак ведь как было пройти, если на уме одна гулянка. Пьяным домой приходит. В клубе в драке участвовал. Не он, правда, дрался, но тоже забрали его в милицию, ночь продержали. Муж говорит, пущай ему там ума дадут, а я сама не своя... Штукатуром устроился на стройучасток, месяц отходил и бросил. «На какие ж ты деньги пьешь-то, бессовестный?» — я его спрашиваю. А он только смеется, совсем обнахалился, словно как и не наше дитя...
— Вы его пошлите ко мне, Вера Михайловна, — сказал Даргиничев. — Я с ихним братом умею договориться. Они меня будут слушать. Я с ним переговорю. Курсы кранистов у нас на фабрике с первого ноября начинают работать. Направлю его туда. В жизни пригодится. Народ на фабрике хороший. Трудолюбивый народ. Пригодится в жизни... Можно бы в лес, но там бесконтрольности больше. На фабрике спаянный коллектив.
