— Да, Виктор Викторович, — сказал Георгий, — живем мы еще — всяко бывает, а строим здо́рово!
Кремера вдруг поразили эти слова: мы строим. Прислушался. Вниз поглядел.
— Да, Гоша, — сказал, — это точно, мы строим. Поехали на эстакаду.
Сидя в машине, Кремер думал об этих словах: «мы строим». «Нет, мы еще не построили этот новый мир в себе, — думал Кремер. — Но мы строим. Мы преобразимся, построив?..»
— Гоша, нас пустят на эстакаду?
— Как-нибудь, Виктор Викторович. Если Марта-вахтерша дежурит, всё будет в лучшем виде. Если Верка, та, правда, любит на себя идейности напустить, но ничего, я знаю для нее одно петушиное слово.
— Ладно, в случае чего ты машину отгонишь в сторону, пойдем пешком.
— Пешком еще и лучше, Виктор Викторович. Что нам эта таратайка?
«Мбримм!»› — Георгий повестил вахтершу о своем прибытии.
Двое в скифе. Киноповесть
ТУ-104 идет к Ленинграду со стороны залива.
День пасмурный. Ленинград открывается внизу непривычным для ленинградцев огромным и тесным каменным городом, он кажется вовсе не великим, потому что рядом с ним, сколько хватает глаз, море.
Видны острия мачт, красные каемки на трубах буксиров. Дома возле моря деревянные, крашеные, но стены и крыши потускнели в мокром воздухе, сырые от водяной пыли. Пыльными кажутся газоны и стриженые парки. Отмыты дождем, оранжево чисты дорожки.
Пасмурно.
Пассажиры тянутся к окошкам. В сутолоке трамваев, панелей и службы они забыли, что живут в морском городе. Вот она — кромка воды и земли...
Глядит в иллюминатор Роман Широков, олимпийский чемпион. Рядом с ним его тренер Сергей Герасимович Червоненко. Тренеру ничего не видать в окошко за широковской спиной.
У Романа расстегнут ворот нейлоновой белой рубашки, узел галстука оттянут вниз и вбок. Лицо у него резкое, как у людей, привыкших к предельному физическому усилию. Глаза светлые. В них в одно время надменность и усталость.
Сергей Герасимович седоват. У него острые точные зрачки, загорелый лоб и большие залысины. Спортсменское лицо.
Он тронул Широкова за плечо, заглянул в окошко, вниз.
— Гляди, Ромочка, холодно ему там сейчас, бедняге.
Внизу, чуть различимая на темной, с белой накипью зыби показалась лодка-одиночка.
— Может быть, попробуешь в парную двойку сесть? — говорит в ухо Широкову его тренер. — С Меркуловым вдвоем поработаешь?
Широков повернулся к Червоненко:
— А, чепуха всё это, Герасимыч. Вертлюг заело. Наверное, заклинили, сволочи, перед гонкой.
