Кремер вспомнил эту неуклюжую пилу «Штиль». Она так и не прижилась на лесопункте. Тогда был в моде лучок — легкая пила с натянутым узким лезвием, с узорным зубом. Кремер любовно подумал о лучковой пиле. У нее была отполированная крепкая рукоять и туго накрученная веревка — растяжка... Кремер даже зажмурился, с наслаждением вспомнил, как сильно и ходко он умел орудовать лучком, как точно, с азартным фырчанием пила резала древесину. Ему не хотелось расставаться с этим радостным ощущением, но он заставил себя бросить пилу, опять стал думать о заседании парткомиссии.
...Конечно, упасть бы конфетке. Представитель из области, с мучнистым, отечным от ночных бдений лицом, в черной глухой «сталинке» с узенькой белой каемкой подворотничка, сказал свое слово: «Исключить!» Но́женки верно стригнули.
Лесопунктовский движок поперхнулся. Голая лампочка на длинном шнуре быстро увяла. Стали заметны порознь накальные багровые проволочки в лампе. Всплыл белый табачный дым. Всплыли руки: голосованье.
Гаврила Шагин, секретарь Ондопожского райкома, встал в изголовье стола. Квадратный и твердый, чубчик косо приглажен на лбу, челюсти сжаты, глаза остро-синие. Он сунул руку за пазуху и вытащил красную книжку. Поднял ее как мог высоко. Движок разошелся. Багровые ниточки сплавились в ярком свеченье. Дым стал незаметен.
— Вот, — сказал Шагин и положил книжку на стол. Тут же прикрыл ее ладонью и хватко растопырил короткие пальцы. — Я ручаюсь за Витьку Кремера. Партбилетом.
Что было потом? Работа. Делянки. Сплавные рейды. В тридцать седьмом году поверили партбилету Шагина. Сам Гаврила Макарыч скоро уехал работать в область. С той поры Кремер встречал его редко. После войны Шагин подарил ему свой портрет, в подполковничьей форме с тремя рядами орденских колодок. Написал наискось, на собственном подполковничьем лбу: «Витьке Кремеру — другу и побратиму».
Кремер работал после войны директором лесного комбината. В служебных, телефонных разговорах он называл секретаря обкома Шагина: Гаврила Макарыч, вы.
— Пытался я его спасти в пятьдесят первом году... — Кремер сказал это вслух, но не поглядел на шофера. — Да... Убили Шагина. Ленинградское дело.
— Ну, разве против Берии кто мог устоять?
Больше Кремер не сказал Георгию ни слова о своем друге Шагине. Он припомнил еще одну ночь.
На столе лежал портрет подполковника Шагина: «Другу и побратиму». Жена ходила по комнате и всё взглядывала на портрет, будто это взрывное оружие: и отделаться от него надо, и боязно... Первая жена Кремера. Она говорила: «Виктор! Немедленно сожги всё, что связано с ним. Немедленно! Каждую минуту могут прийти с обыском...»
