— Знаешь, Георгий, — сказал Кремер, — ты чем-то похож на Гаврилу Шагина. Покойника. Был у меня такой друг. Вроде тебя здоровый мужик.
— Ну, Виктор Викторович, мне еще рано в покойники записываться.
— Да нет, я не к тому. Просто у вас есть в чем-то большое сходство.
— Да-а-а, — сказал Гошка, давя на газ, — сколько их тут осталось, бедолаг! — Он быстро взглянул на Кремера.
Но Кремер остался сидеть как был. Лицо спокойно и сухо. Молчал свой километр.
Наконец сказал:
— Нет, это не связано с Братском.
Георгий кивнул, будто только такого ответа Кремера и дожидался.
«Это связано со мной», — подумал Кремер.
— Как у тебя, Гоша, с трамблером? — спросил он. — Ты говорил, барахлит... Учти, нам предстоит длинная поездка на той неделе, в Большеокинское поедем.
— Да что, Виктор Викторович, потянет еще фестивальная таратайка.
Не хотелось сейчас Кремеру думать о трамблере, о понедельнике, о поездке. Он сказал первое, что пришло. И не важен был ответ шофера. Только пусть Гошка говорит. Так легче вспоминать, думать о прошлом, чтобы про сегодня не забывать. Слышать голос сегодняшнего человека...
На этой дороге всё было Кремеру воспоминанием — бледное от зноя небо, белесый песок на отвалах, запах гари, и само слово: Заверняйка....
— В тридцать седьмом году, — сказал Кремер, не глядя на шофера, — я работал в Ондопоге директором мехлесопункта. Там была районная газета «Смычка». Однажды она вышла с такой шапкой: «Вырвем кремеровщину с корнем!»
Он произнес это слово: «кремеровщина» и усмехнулся. Привык. Когда-то его пугал сам звук этого слова, бессмысленный и зудящий, как пилой по гвоздю.
— Меня спас тогда Шагин, — сказал Кремер.
— Да-а, было времечко, — Гошка прикусил сигарету. До чего могучие челюсти у этого парня!
Но Кремер теперь не видел Гошку. Быстрый ход машины не мог уже пересилить шестеренок Кремеровой памяти. «Фестивальная таратайка» неслась, взбрыкивала передним и задним мостом, всё ближе к новому Братску. Память откатывала Кремера от этих мест всё глубже в его жизнь.
...Тогда заседала парткомиссия. Странно похоже было это судилище на потешную игру рабфаковских вечеринок. Подвешивали к потолку конфету на нитке. Вручали каждому поочередно тупые но́женки — собственность женских комнат. На глаза полотенце: иди, протянувши руки, стриги. Чик-чик!
«..Начальник Ондопожского мехлесопункта Кремер Виктор Викторович, сын кулака немецкого происхождения... — Чик-чик! — Ветупил в преступную связь с Гутинским, приехавшим из Канады под видом представителя торговой фирмы, с партией моторных пил марки «Штиль». — Чик-чик!
