Кодекс | страница 19



— Радость вора! — фыркнул Филипп.

Максвелл поставил голову на стол.

«Она оставалась там две тысячи лет — вещь такой изысканной красоты, что хочется плакать. Не могу передать свои чувства, когда я увидел эту нефритовую голову в прахе. Ее создали не для того, чтобы она прозябала в темноте. Я спас ее и вернул к жизни».

Голос дрогнул от чувств. Максвелл закашлялся, помолчал, нащупал спинку стула, сел, положил сигару в пепельницу. Затем опять повернулся к камере и привалился к столу.

«Я ваш отец. Я видел, как вы росли, и знаю вас лучше, чем вы сами».

— Ну уж это вряд ли! — возмутился Филипп.

«И пока вы росли, с неудовольствием наблюдал в вас заносчивость. Чувство превосходства над другими, синдром детей богатых родителей. Вам казалось, что нет необходимости упорно учиться и работать, отдавать делу всего себя, потому что наступит день и вы, даже пальцем не пошевелив, станете богатыми. Потому что вы — дети Максвелла Бродбента».

Он снова поднялся, движимый неутомимой энергией.

«Понимаю, это во многом моя вина. Я вам потакал, покупал все, что вы хотели, отправил в лучшие частные школы, таскал по Европе. Я сожалею обо всех своих разводах и прочей кутерьме в жизни. Вероятно, я не тот человек, которому следовало жениться. И чего же я добился? Вырастил троих сыновей, которые, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, сидят и дожидаются наследства! Тоже мне, новые „Большие надежды“».

— Брехня! — зло процедил Вернон.

«Филипп, ты старший преподаватель колледжа низшей ступени[11] на Лонг-Айленде. Том? Ты лечишь лошадей в Юте. А ты, Вернон? Я даже не знаю, чем ты занимаешься! Не исключено, что торчишь в какой-нибудь дыре и ссужаешь деньгами обманщика-гуру».

— Ничего подобного! — возмутился Вернон. — Ничего подобного… Будь все проклято!

Том не мог произнести ни звука. Ему показалось, что у него скрутило кишки.

«И кроме всего прочего, — продолжал отец, — вы не умеете ладить друг с другом. Не научились сотрудничать, быть братьями. И вот я начал задумываться: чего же я достиг? Сумел ли научить сыновей ощущению независимости? Сумел ли научить ценить труд? Полагаться на самих себя и заботиться друг о друге?»

Он помолчал, а затем почти выкрикнул:

«Нет! После всего, что я дал, после всех ваших школ, Европы, рыбной ловли и походов оказалось, что я вырастил неудачников. Боже, это моя вина, что все так получилось. Но все обстоит именно так, а не иначе. А потом я обнаружил, что умираю. И поддался панике. Как теперь исправить ошибки?..»