именно эти дни? Потому что Великий Пост — это время нашего паломничества к Пасхе, самое существенное время восстановления в нас целостности, попытки преодолеть раздробленность, внесенную в нас грехом. Это великопостное усилие, будучи в первую очередь усилием любви, требует как своего предусловия восстановления того единства в любви, которому мы постоянно изменяем. Великий Пост — это восстановление единства с усопшими через молитву, с живыми — через прощение, со всем миром — через пощение. Что же касается Пятидесятницы, «дня рождения Церкви», то поминовение усопших — это именно актуализация нами, в нас и в Церкви того единства в любви, которое делает Церковь Церковью.
В этом ходатайстве и поминовении мы также молим Бога, чтобы Он простил грехи «вольные и невольные», совершенные усопшими. Мы молимся, цитируя литургическую формулу, «о памяти и оставлении грехов». Что означает эта молитва, звучащая в Церкви с самого начала ее существования? (Именно из этой молитвы западная средневековая теология вывела доктрину о чистилище, доктрину о заслугах, обо всей этой «похоронной бухгалтерии», об избытке благодати, о церковном «капитале добрых дел», который может быть (так сказать) «положен на счет» кого-то другого, и т. д. Эта доктрина — значительная часть схоластики, и вся она выводится из очень простой молитвы за усопших. Но каково ее значение в свете того, что я говорил о вере Церкви в то, что усопшие живы «во Христе», пребывая «в месте светле, в месте злачне, в месте покойне»? О чем эта молитва, что она подразумевает?
Попробую ответить (хотя я и не могу здесь углубляться в эту тему, так как она уведет нас слишком далеко от литургии). «Грех» в православном понимании — не только какое-то конкретное действие, конкретное прегрешение, которое Церковь имеет власть «отпустить», когда человек кается. Грех — и я не могу найти лучшего слова — это какая-то вечная грусть, ибо это — знание безмерного предательства Бога человеком и в человеке всем творением. Невозможно быть христианином и не чувствовать эту грусть, не иметь этого знания, не нести этого бремени, и святые знают об этом лучше всех. И «немедленное спасение», проповедуемое некоторыми протестантами и представителями харизматических движений («Радость! Радость! Радость!»), не может уничтожить эту грусть, эту необратимость греха. Грех был совершен, он навсегда останется шрамом на творении, даже в его конечной славе. Так что нельзя быть христианином и не помнить об этом. И потому, пока существует этот мир, не может быть молитвы без покаяния, без признания греха, без вопля к Богу о прощении. И это относится как к живым, так и к усопшим. «Помилуй нас, Господи!» находится в сердцевине нашей молитвы, и молимся ли мы за себя, или за других, или за усопших, никто не остается вне этой мольбы. Так, «помяни», «помилуй», «прости» — это триединое содержание ходатайства Церкви.
