попытаюсь показать, что в этой погребальной гимнографии мы находим — нет, конечно, не истоки молитвы Церкви за усопших вне контекста похорон (каковая молитва всегда присутствовала в христианском богослужении), но скорее направление, по которому постепенно пошло развитие поминовения усопших.
Одно замечание о гимнографии. Я должен сразу же упомянуть о том факте, который, хотя и охватывает более широкую область, чем погребальное богослужение, очень сильно на нее повлиял. Этот факт прекрасно известен всем историкам византийского богослужения и византийской литургической музыки, а именно — постепенное распространение литургической гимнографии за счет негимнографических — особенно ветхозаветных — элементов. Так, мы все знаем, что определенные группы стихир, например на «Господи, воззвах...» или на «Хвалитех», которые вначале служили просто рефреном к стихам псалмов, умудрились вытеснить сами эти псалмы. Вчера мы слышали в конце канона две стихиры, которые, совершенно очевидно, были или должны были быть стихирами хвалитными, потому что эти псалмы были очень важной частью утрени. Сегодня же стихиры сохранились, а псалмы пропали — и такое мы видим повсеместно. Кто сегодня, например, кроме специалистов, помнит, что оригинальный канон из девяти песен состоял из библейских песен? Моисей и сотворенное им на Красном море чудо упоминаются в каждом первом ирмосе каждого канона, потому что когда-то пелась вся библейская песнь, а теперь она осталась только в великопостной службе, да и то в укороченном виде.
Изменение отношения к смерти
Этот факт очень важен для понимания не только развития византийского богослужения, но и (как вы скоро увидите) ситуации с молитвой за усопших. Ибо нигде больше эта общая тенденция не привела к настолько значительным последствиям, как в церковной литургии смерти. Почему? Потому что, когда появилась погребальная гимнография, она уже отражала и выражала отношение к смерти (можно сказать: «чувство смерти») отличное от того, которое мы видели в «первом слое» погребения, который, как я показал вчера, по своему духу и форме соотносится с утреней Великой Субботы. Когда в контексте этой «утрени Великой Субботы», которую мы служим за каждого христианина, появилась гимнография, она привнесла иной подход к смерти, и мы должны это помнить, если хотим хоть что-нибудь понять. И поэтому нам необходимо хотя бы коротко проанализировать эту разницу, это отличие, потому что оно лучше всего другого показывает общее направление, общий дух, приобретенный христианским обществом через поминовение его усопших членов.
