С портрета смотрит на меня... | страница 10



Профессией мамы — ее жизненным призванием — было спасение людей, будь то мальчик Робик или солдат Валеев. О собственной безопасности мама как-то не думала.

В войну она курила махорку, а так, до последнего часа, «Беломорканал», разумеется, как все заядлые курильщики, не фабрики Клары Цеткин, а фабрики Урицкого.


Курила мама «Беломорканал»...
Я был ее единственный сыночек.
Я с мамой жил, и я тогда не знал
о безднах предстоящих одиночеств.
Курила мама «Беломорканал»,
ее лицо окутывалось дымом.
Я глупый был, никто мне не сказал,
что значит быть единственным, любимым.
Курила мама «Беломорканал»...
Я жил прилежно, но неосторожно.
В той жизни я, случалось, умирал,
меня спасала мама — непреложно!
Курила мама «Беломорканал»...
Моя судьба — как адрес на конверте.
Я долго жил, как водится, устал.
Перекурю за полшага до смерти.

Когда я пишу эти строки, поднимаю глаза, встречаюсь со взглядом моей мамы. Она всегда смотрит на меня: я уже старый, а маме на портрете двадцать лет. И она старше меня на целую эпоху. Портрет вышит на лоскуте холста цветными нитками, гладью, с фотокарточки. История маминого портрета, вышитого с удивительным искусством, с тенями, телесной теплотою, живым выражением глаз... Да, глаза меняют выражение, мама смотрит на меня то с ласковой улыбкой, то со строгостью, укором, будто спрашивает: «Что же ты, сыночек?! Смотри!» И я смотрю, смотрю, смотрю на мамин портрет... Да, так вот предыстория, когда-то рассказанная мне мамой.

Деревня Смыково, Новгородской губернии, принадлежала графинюшке, так все ее звали в деревне: «графинюшка». Она жила в Питере, у Пяти углов, в собственном доме. В Смыкове отбирали парней и девок ей в дворню, в горничные, стряпухи, в кучера, лакеи. По преданию, воспринятому мамой от своей бабушки, моей прабабушки Натальи, графинюшка точно соответствовала образу, выведенному Пушкиным в «Пиковой даме»: ночи проводила в карточной игре, возвращалась под утро, днем почивала. Своих детей у графинюшки не было. Однажды в ее доме остановился племянник, явившийся из Парижа, повеса и мот, как многие отпрыски старинных дворянских родов (как Васенька Весловский в романе Льва Толстого «Анна Каренина»)...

Моя прабабушка Наталья, услужавшая графинюшке, по словам мамы, была русская красавица по всем статям, с косою до пят, румяная, белолицая, синеглазая. Как часто и даже непременно бывало (как в романе Льва Толстого «Воскресение»), графинюшкин племянник совратил пригожую дворовую девушку на грех. Наталья затяжелела... Далее все, как в рождественском рассказе, то есть с благостным окончанием. Графинюшка сосватала за Наталью дворника Василия, тоже смыковского мужика, дала три тысячи откупного, Василий увез Наталью в Смыково, завел лавчонку, в которой можно было купить все, что потребно деревенскому жителю (в новгородских деревнях жителя зовут «жихарем»), и гвоздь, и пряник, и керосину, и леденец. У Натальи родилась дочь Мария... И далее — перерыв моей памяти.