В тот период перед студентами механического института и Московского Государственного университета часто выступали Михаил Иванович Калинин, Анатолий Васильевич Луначарский. Впервые я увидел и услышал Михаила Ивановича в актовом зале МГУ осенью 1929 года. Он говорил:
— Партия приняла решение послать в высшие учебные заведения большой отряд (1000 — 1100) человек молодежи из рабочего класса, способной стать в будущем костяком наших советских специалистов, нашей новой, советской интеллигенции.
Он говорил так убедительно и захватывающе, что в зале стояла необыкновенная тишина.
— Центральному Комитету партии известно, что в некоторых вузах отдельные преподаватели встретили это пополнение как «неучей», неспособных стать специалистами... Думаю, что вы докажете обратное, — обратился он к нам. Мне даже показалось, что в этот момент он разглядывал мое лицо через свои очки в металлической оправе с заушными крючками из проволоки и лично передо мной ставил задачу партии, давал партийное поручение — доказать, на что мы способны.
В ту пору в студенческую среду нередко проникали вирусы «идеологического гриппа». Помню, мы шли на Казанский вокзал разгружать картошку из вагонов. Шли по Садовому кольцу с песнями. В нашу группу бывших сельских парней втерлись три бородача из так называемых «вечных студентов».
— Что разорались, картошке рады? Погодите, поживете в Москве — животы подтянете, — сказал один.
— Вам не в Москве учиться, а хвосты волам крутить, — добавил второй.
— Они грязь любят, грузчиками хотят быть, — ехидствовал третий.
Мы переглянулись. Парторг курса Сережа Рыбаков, профорг группы Антон Тер-Погосян и я, как староста группы, с помощью товарищей вытряхнули бородачей из старых форменных студенческих шинелей, пощупали им ребра — и все встало на свои места. Что поделаешь, приходилось и так отстаивать свои взгляды...
Зимой 1931 года меня избрали в партком института и дали задание — возглавить делегацию студентов-комсомольцев в Кронштадт на подшефный линкор «Октябрьская революция». Приехали в Ленинград, а дальше не пускают. Пришлось обращаться в обком партии. Нас принял Сергей Миронович Киров. Плечистый, в габардиновой гимнастерке, лоб высокий, а глаза зеленоватые, доброты и внимательности в них — неисчерпаемое море. Выслушав нас, сказал:
— Как же это так, комсомол — шеф военного флота, а вас не пускают. Сейчас решим этот вопрос.
Сергей Миронович тут же вызвал по телефону коменданта Кронштадта:
