Кубанские казаки — хлеборобы. Они понимали толк в земледелии и внимательно прислушивались к агрономам. Большим авторитетом среди них пользовался агроном Колпинский, передовой в ту пору представитель сельской интеллигенции. Он приглашал на беседы в избу-читальню бородачей-вожаков, вместе с которыми приходили к нему и молодые парни. Я несколько раз бывал у него на беседах. Интересно: имея кинопередвижку и эпидиаскоп, Колпинский «сдабривал» свои беседы на сельскохозяйственные темы показом «живых картин». Это была умная пропаганда. А что, если комсомольской ячейке включиться в дело и какую-то часть в программе Колпинского взять для молодежи! Агроному план этот понравился. Мало-помалу казачья молодежь пошла на вечера самодеятельности и посиделки в избы-читальни. Райком комсомола превратился в штаб культурно-просветительной работы в районной станице. И вот однажды в райком комсомола прибегает набожная старушка. Крестясь, она попросила оказать «божескую помощь»: утихомирить попов, затеявших на утренней молитве потасовку.
— На амвоне таскают друг друга за волосы, отбиваются крестами. Единый дом божий не могут поделить. Пошли парней поздоровей, а то они там дерутся, как взбесившиеся жеребцы...
Я позвонил начальнику милиции, и тот послал в церковь наряд милиции.
Получив более подробную информацию о побоище «святых отцов», я написал в окружную газету заметку «Бой попов в станице Каневской». Оперативность газеты «Красное знамя» была исключительной: на другой день вся станица гудела. Старики качали головами: «Какой позор!.. И кто бы это мог написать такое?»
Я долго оставался неизвестным автором. Но меня «расшифровали». И случилось то, что следовало ожидать. Поздним вечером, на пути к дому, в темном переулке меня ждала засада кулацких отпрысков. Они выдали себя светлячками папирос. Я остановился, и в этот момент прогремел выстрел из обреза. Стреляли справа, метров с тридцати. Второй выстрел прогремел вдогонку, когда я уже успел перемахнуть через забор и скрыться в канаве сада, затем перебрался в сени своего дома.
— Что случилось? В кого стреляли? — спросила хозяйка.
— Не знаю, — слукавил я, очищая грязные ботинки и брюки.
Утром сообщил о случившемся секретарю райкома партии.
— Да, плохи дела, это уже тебе бой объявили, — заключил Кузнецов. — Взяли на прицел — надо менять обстановку. Нельзя допускать, чтобы срезали.
Из Каневского района меня перевели в Усть-Лабинский. Станица Усть-Лабинская напоминала город: широкие улицы с тротуарами, двухэтажный Народный дом, три завода — маслобойный, поташный и мукомольный. Железнодорожники, рабочие и служащие заводов составляли значительную прослойку среди казачьего населения станицы.
