На стремнине века. Записки секретаря обкома | страница 17




Помню, в часы обстрела осажденного города — это было в начале августа 1918 года, тогда мне исполнилось 13 лет, — со всех сторон раздавались возгласы:

— В укрытие!.. В блиндажи!..

Был блиндаж и в нашем дворе, построенный отцом для материя с детьми. Но мать была верна себе и оставалась возле печки. При этом рассуждала так:

— В канаву не побегу, это домашняя могила. В печь же я могу спрятать голову от пуль, а снаряд крышу не пробьет и меня не возьмет...

Отец реагировал проще. При налете самолетов он брал винтовку, быстро расхаживал но двору, приговаривая:

— Врешь, немчура, не уйдешь!..

Возле Красных казарм выдавали оружие. Им распоряжался бывший фронтовик, муж моей старшей сестры Ефим Зыбцев. Он выдал моему брату Михаилу винтовку-«японку» и патроны.

— А тебе, Алешка, что здесь надо? — спросил Ефим. — Хочешь пушку получить? Рановато еще, домой иди.

— Так я же хочу получить на двоих: отцу и себе.

— Не хитри, отец уже получил.

К вечеру, как обычно, над городом появились два немецких самолета. Весь город открыл по ним винтовочную стрельбу. Особо старался отец, но самолеты не падали, а кружились над головой и сбрасывали то листовки, то какие-то мелкие бомбы-хлопушки. По самолетам принялись палить из орудий, вкопанных на улице отрядом Рогачева. Один шрапнельный снаряд разорвался под хвостом самолета, другой — впереди. И вот радость — самолет кубарем полетел в море!..

На другой день с раннего утра город был подвергнут ожесточенной бомбардировке с моря и со стороны белоказаков, наступавших из станицы Голубицкой. Над Кубанью стояла ружейно-пулеметная стрельба. Уже в утренние часы нас, работающих на сооружении оборонительных линий в черте города на правом берегу Кубани, отпустили по домам. Отец на мерине, запряженном в повозку со снарядами, проследовал на Александроневскую площадь. Там наши орудия вели ответный огонь по немецкой и белоказачьей артиллерии, установленной в районе Замостянского рыбачьего поселка, что на левом берегу Кубани.

Я пришел домой с винтовкой. От усталости свалился возле печки и уснул. В это время наши части, обороняющие Темрюк, по решению командования Таманского фронта оставили позиции и двинулись к станице Курчанской. Это был единственный путь выхода из окружения. Туда же уехали в артобозе отец и брат Михаил. А еще раньше с госпиталем уехала сестра Анастасия. Я узнал об этом от матери, проснувшись вечером.

— Почему же ты меня не разбудила? — возмутился я.