Матросы помалкивают, прислушиваясь к раздраженному взвизгиванию Ограновича, которое доносится из кают-компании.
Боцманмат поспешно притворяет дверь.
— Старшо́й попа ругает за молитву, — шепчет, пробегая мимо строевых, вестовой Векшин.
— Дмитриев! — окликает боцманмат, заметив улыбку на лице одного из матросов. — Чего скалинься? Марш мыть ванную! Там посмеешься!..
Матрос берет ведро с каустиком и направляется в офицерскую ванную.
В ней нет никого.
Он заглядывает в бортовой иллюминатор и прилипает к нему.
Сумеречное утро еще борется с ночью. Черным провалом зияют за площадкой заводского двора настежь раскрытые ворота. От них движутся к причалу толпы людей. С каждым мгновением они приближаются к «Авроре». Поддевки рабочих перемешались с шинелями солдат Кексгольмского полка. Впереди, неся красный флаг, семенит старый сторож Игнатыч.
Дмитриев шумно отвинчивает барашки иллюминатора.
Поток свежего воздуха врывается в затхлую духоту помещения.
Нарастают призывные возгласы:
— Солдаты с нами, а вы, матросы?
— Ура авроровцам! — раздается у борта.
— Ура! — что есть мочи кричит Дмитриев и, охнув от нестерпимой боли в спине, мгновенно оборачивается.
Боцманмат, ругаясь, тычет серебряной — за выслугу — дудкой в зубы матросу и, оттолкнув его, захлопывает иллюминатор.
— Ты что? В карцер!..
Не докончив, получив увесистый удар кулаком, он тяжело садится на табурет у ванной.
Матрос смаху нахлобучивает на голову боцманмату ведро с едким раствором каустика.
— Вот тебе сдача, Иуда!
Он выдирает из кобуры Серова револьвер и, хлопнув дверью, выскакивает в коридор.
Отовсюду бегут моряки. Эхо неумолчно повторяет в длинных коридорах:
— Уррраааа!..
У порога кают-компании путь Дмитриеву преграждает визжащий старший офицер. Судорожно цепляясь за дверь, Огранович пытается вырваться из рук вестового Векшина и машинного содержателя Фотеева.
— Ишь, боров! Себя жалеешь, а кто в Осипенко стрелял? — сурово спрашивает матрос. — Отойдите, ребята, чтобы ненароком не задело.
Он целится в Ограновича.
— Не трожь! — кричит Векшин. — Не марай палубу! На лед вытащим!
— Это правильно, только не упустите! — предостерегает Дмитриев и, стиснув рукоятку револьвера, торопится на верхнюю палубу.
Там уже вся команда. Оба мостика переполнены матросами. Пулеметы захвачены в тот момент, когда кондукторы повернули их к причалу, чтобы открыть огонь по рабочим и солдатам Кексгольмского полка. Застигнутые врасплох за утренним чаем, офицеры выведены из кают-компании на кормовую палубу. Обезоруженный караул семеновцев окружен машинистами. Моряки стыдят солдат.
