Арма уперся ногами в горячую землю, и жар ее разлился по телу, а ботинками ощутил Арма дрожание земли, звуки котловины.
Казалось, каждый ком земли издавал жужжание, и воздух был наполнен бесчисленными жужжаниями, и все они исходили из земли, возносясь к небу и сливаясь в одно сплошное «жж-жж-жж»...
Была в этом своя мелодия, намек на песню. Где она? Под сомкнувшимися веками выцветшего горизонта? Исходит со дна оврага? Звенит в кувшине, зарытом в землю? А может, она на краю борозды или стекает со склона горы? Или срывается с белой дуги канала, обнявшей Бовтун?..
На расстеленных платках оставались еще хлеб, крошки сыра и одно яйцо. Ерем смотрел на него. Яйца он принес, одно сам съел, одно сын, а вот к третьему никто не притронулся, вроде бы и не хотелось никому. Все сидели.
Занан дремала с кусочком хлеба на ладони, плечи ее обмякли. Назик уткнулась лицом ей в плечо, накрылась платком, и от какого-то смутного чувства ей хотелось плакать. Ну а если не выдержит и заплачет, и если Арма заметит, и если спросят ее, с чего это она, скажет, что ей матушку Занан жалко.
— Ерем, сынок, тебя ж так развезет, — просительно обращается к Ерему Марухян.
Ерем покачал головой и насупился: что за обращение «сынок»? Они почти ровесники. Думает, он бригадир, так ему и можно? Бригадиром больше ему, Ерему, быть пристало. Разве что седина Марухяна как-то оправдывает. И Ерем недовольно запустил пятерню в свои жесткие черные волосы. И что они не седеют?.. Поседели бы, и исчезла б разница между ним и Марухяном. Единственная разница.
— Назик, — Ерем дотронулся до ноги девушки и протянул ей яйцо, — очисть, пусть отец съест.
А Назик кладет яйцо в подол матушке Занан, и старуха открывает глаза.
— Возле отчего дома большой лежал камень, хороший... — замечает в подоле яйцо и удивляется: — Откуда?.. Нет, Назо джан, я есть не буду, у меня и зубов-то нет...
Варос хохочет, отец из-под нависших бровей глядит на старуху, на сына, потом на Назик. «А она самовольная...»
— Нам повезло, народ. Мать-гора сады нашей бригады от ветров защитит, — Марухян воодушевляет рабочих. — Бовтун ведь всем ветрам открыт, сами знаете, а наши сады гора прикрывает. И вода под боком, и до поселка рукой подать. Покончить бы с камнями, а дальше все пойдет как по маслу.
Во время этой речи Артуш отошел в сторону и растянулся на земле лицом вниз. Варос принял свою излюбленную позу — лег на холме ногами вверх, раскинул руки, — прикрыл глаза и начал подсчитывать, сколько же денег надо откладывать в месяц для великой цели.
