— Да, матушка, — назвала она Занан матушкой по примеру Арма, и вместе со словом этим заныла ее душа. Слушает старуху, отзывается то мысленно, то вслух, пробует увидеть Манеса, и предстает он ей в образе Арма.
— А сколько лет было Манесу, матушка?
— Да молодой совсем, двадцать один, двадцать два года.
«А какой он был?» — это уже она спрашивает про себя.
— Арма нашему ровесник, Назо джан, и похож на Арма очень.
У девушки кровь от щек отлила и рука в рабочей рукавице задрожала — подумала она или вслух спросила?..
— Арма, Манес наш вроде тебя был, рослый, плечистый. Я тебе говорила?
— Да, матушка. А потом что с ним стало?
— Манес наш, Арма джан, — вдохновляется старуха, — Манес и камни рубил, и в мыслях своих монастырь строил. В мыслях, понял, Арма?
— Понял, матушка.
«Матушка...» — и Назик снова охватила дрожь: про себя она сказала или прошептала?..
— И вот, значит, отправил Манес семь камней на четырех мулах, а двадцать шесть мулов без груза идут. Почему пустые? Это мастер знаменитый спрашивает. А работники ему — мол, так и так. А через месяц, когда построили монастырь, удивился мастер: ого! Так, значит, прав был ученик Манес... Ого! Так отчего ж тогда он мастер, а Манес ученик? Да как кинется вниз головой с монастырского купола!.. Точь-в-точь так оно и было, Арма. Веришь?
— Верю, матушка.
«Люди себя обманывают, — Арма вновь вспомнил алхимика, — дураком он был или мудрецом?.. А вот Манес себя не обманывал, в мыслях своих монастырь построить сумел! Не со злости он камни в ущелье долбил, он в ущелье, в каменоломне, монастырь строил!» И смутная обида зародилась в нем. А кто его обидел?.. Может, алхимик, который неизвестно, жил или не жил на свете? А может, Манес? Манес, который неизвестно, жил или не жил на свете... Жил. И кому-то, может, алхимику, а может, сильному и гордому Манесу, Арма говорит:
— Мы тоже свой монастырь строим.
— Боже милостивый, ты так никогда не говорил, Арма.
— А что такое монастырь, матушка?
— Вера, родимый, вера.
— Вера, — соглашается Арма, — а сажать сад в этой пустыне тоже... — пробормотал Арма, разозлился на себя за растерянный голос и отчеканил: — Сад сажать в этой пустыне тоже вера.
— Да разве ж, Арма, монастырь и сад одно?
— Разное. А должно бы быть одно.
Баграт гордо смотрит в сторону гор и в то же время прислушивается к беседе. «Дела я много делаю, а говорю и того больше раз в десять... Если сын в меня пойдет, уши оборву...»
— Баграт, братец, — Сантро покачал головой, — мой дед в колыбели песню услыхал, а в песне той пелось: «Надежда наша в колыбели спит». Услыхал дед, встал из колыбели, открыл в мир глаза, забрали моего деда в аскяры
