— С тобой говорят, сынок! — Марухян потянул Нерсеса за рукав.
— Спасибо, — прочувствованно отвечает Нерсес. Ему казалось, что Киракосян его не заметил. «Хороший человек... Есть за что его уважать».
«Не уехал бы он из-за отца назад в свое село».
— За отцом хорошо гляди, стар он уже. А ежели и помрет, не дай бог, похороним честь по чести. Дочка у тебя подросла, работящая, тебе подмога.
При этих словах Ерем вспомнил о своем решении и проводил взглядом быстро идущую Назик. Выбор вроде бы верный. И думал-то недолго, а выбор верный. Не упустить бы дочку Нерсеса из рук.
«Молоденькая, стройная девушка. Она и тяжкий труд на целине — несовместимо! Ей бы замуж надо, хозяйством заниматься да ребятишек растить. К черту целину!.. А сроки-то поджимают! Машину камней она соберет, и то дело... А все-таки лучше б ей дома сидеть, ребятишек нянчить. Эх!..»
— Ерем, ты что сына не женишь?
— Женю, товарищ Киракосян, вот только обживемся малость. — «А не пригласить ли Киракосяна в сваты?» — Женю при случае...
— Каро! Сонная тетеря!.. Идут... Карапет!.. Киракос!.. Погос!.. Мартирос!.. Живо! Живо! Живо!..
2
Этой весной колючка на Бовтуне не проросла, не успела прорасти. Начали с того, что стали ее жечь. Плясали языки пламени, потрескивали семена, затихал в горниле недобрый крик пустыни. Влага, сорвавшаяся с весенних облаков, покачивалась над горами, стирая грань между горами и облаками. С наступлением весны осела на землю зола, и камни пустыни стали какими-то домашними, уютными.
Камни, усыпанные золой, уже не выглядели дикими. И старуха Занан убеждала:
«Ежели камень в золе, он легче становится. — Она нагибается и распрямляется, кидая в груду мелкие камешки, и все повторяет: — Камни в золе легонькие».
Ерем злится: старуха как раз те камешки выбирает, которые он поднять собирался.
«Не путайся под ногами».
Занан не обижается, отвечает живо: мол, чего-чего, а камней в золе она в пустыне не ожидала.
Сейчас лето, кусок пустыни уже почти отвоеван, и Бовтун поделен. От самой Мать-горы и цепи холмов до ущелья поделен Бовтун по бригадам.
Бригада Марухяна работает как раз под Мать-горой.
По краю ущелья вьется дорога на Бовтун, она утопает в пыли. Водители грузовиков, везущих людей на работу в Бовтун и обратно, плотно закрывают окна кабин, но пыль все равно в кабины набивается. Как только въедешь на Бовтун, тяжелое облако пыли уцепится сзади за машину, покатится за ней и оторвется только возле обрыва, когда машина выедет за Бовтун. Машины уже пересекут овраг, въедут в поселок, а на дороге все еще стоит застывшее облако пыли. Потом в середине оно распадается и покачивается в сторону оврага. И с распаленного летнего неба, и с тяжелой глинистой земли Бовтуна катилась пыль к оврагу, извивалась, вставала дыбом и катилась дальше, чтобы припорошить потрескавшуюся губу оврага. Бригадиры выбрали на обочине дороги удобные для сторожек места. А пока что на местах будущих сторожек каждое утро выходят из машин рабочие и после работы собираются тут же.
