Образ сада и гура померк. Сад — сплошной камень. И гур — уцепившийся за землю несуразный камень. А сам он — просто усталый человек. И как же справиться с таким количеством камней?.. И вот с этим несуразным, уцепившимся за землю? Что за глупости в голове! Мирак прав, с утра работая, мог бы он расколоть десять таких камней... А то гур!.. Верно писал отец о завтрашних алхимиках: очень уж склонен человек к самообману... Гур... Под этим несуразным камнем лежит кусок хлеба, надо разбить камень и вырвать этот кусок! Вот и все. И под другим камнем есть кусок хлеба, и под третьим... Под каждым камнем лежит кусок хлеба. Схватись с камнем, отними кусок хлеба!.. А что еще нужно искать в этой пустыне, среди этих камней?.. Что?
— Иди ку́сать...
Сынишка Мирака стоит на балконе, прижав подбородок к груди, часто моргая, щурясь от солнца и пыли, и хмуро, исподлобья глядит на Арма.
Вчера вечером Арма его отпихнул, и мальчонка не забыл этого.
Вчера в полдень, когда Арма вернулся из Еревана, мать и невестка растерянно глянули на него и без расспросов поняли, что он срезался. А он наспех, как-то нетерпеливо переоделся во что похуже, собрал валявшиеся в углу балкона рабочие инструменты и пошел на свой участок. Домой он возвратился на закате, спокойно обнял сынишку Мирака и уселся перед телевизором.
В передаче из Москвы показывали последние события во Вьетнаме: руины сел, пылают поля, льется невинная кровь трудового люда... Разве мыслимо в двадцатом веке равнодушно пройти мимо такого преступления?..
Мать как-то суетливо входила и выходила, глядела с крыльца на камни, утрачивающие в сумерках очертания, — жалко сына младшего, ведь из плоти и крови он, живой! И укоряла Мирака в том, что присох он к рулю машины и не помогает брату.
Потом дикторша улыбнулась, объявила программу, еще раз улыбнулась, и на экране стал моросить косой солнечный дождь, заколотились голубые волны, на голубом экране появилась карта Армении, а в углу экрана — памятник Давиду Сасунскому.
И, присмотревшись, можно было разглядеть в карте Армении девушку — голова, чуть повернутая вбок, склонённая лебединая шея, а на груди зигзаг обрыва.
«Поперек горла встанет тот хлеб, что взойдет из этих камней, поперек горла!» — твердила мать.
«Хватит! — неожиданно вскипел Арма, столкнул малыша, сидевшего у него на коленях. — Хватит! — Он встал. — Чего ты раскудахталась?» — И, злой, вышел. Бросился к валявшемуся в углу крыльца молоту и клиньям, задел плечом боксерскую грушу, свисавшую с потолка. Так — с силой ударил ее. Раскудахталась!.. Так — это был нокаутирующий удар. Груша с силой подскочила вверх, потом вдруг веревка завертелась волчком, и из груши посыпались опилки. Так!.. Так!.. Так!..
