Друзья ветераны, офицеры всех трех батальонов, собрались в штабной землянке второго батальона. Организатор вечера старший лейтенант Заярный поднялся с некрашеной табуретки, торжественно держа в руке жестяную кружку.
— Прошу встать! Итак, друзья, наш корпус провоевал год. В этот год не входят стоянки на формированиях, речь идет только о боях. Мы много прошли. И шли мы не по гражданским мирным дорогам, где самое страшное натереть мозоль. Мы шли с боями, как подобает солдатам. Свидетельство тому — ордена на знамени корпуса, ордена и нашивки у нас на гимнастерках. Мы начали бои уральцами-добровольцами. Теперь мы еще и гвардейцы, а корпус наш носит название Львовского. Враги прозвали нас «черными дьяволами». Выпьем за «черных дьяволов»!
— Да здравствуют «черные дьяволы»!
Они стояли боком — тесно, плечом к плечу: Заярный, Вязников, Пастухов, Валя Ежиков, боевые офицеры других батальонов, те немногие, кто остался в живых.
Колебалось пламя коптилок, огромные черные тени шарахались по стенам, по потолку.
— Мы как заговорщики, — засмеялась Наташа.
— «Подымем бокалы, содвинем их разом!» — продекламировал Вязников.
Выпив, ковыряли вилками холодные консервы. Вспоминали бои. Майор Соловьев, сразу захмелевший, через стол тянулся к Пастухову.
— Давай поговорим! — лицо его морщилось, губы кривились, дрожали в слезной улыбке. Неожидаемая здесь, на этом тихом плацдарме, смерть Дуси Шумовой сделала майора слабым и жалким. И его жалели. И удивлялись: как любил-то!
— Ну, давай поговорим, а! — все просил он Пастухова.
— Иди сюда, садись рядом, — сказал Пастухов.
Соловьев пересел с готовностью и замолчал. Так они и сидели весь вечер — маленький островок тишины, захлестываемый шумной разноголосицей, звяканьем кружек и стуком вилок о тарелки.
Вязников напрасно пытался установить тишину.
— Братцы, давайте послушаем стихи Гриши Пастухова! — кричал он. — Он же настоящий поэт. Он здорово пишет о боях.
— Сядь лучше, Юрка! — усадив Вязникова на стул, Заярный встал — прямой, трезвый. — Не надо стихов, друзья. Стихи — штука хрупкая. Сейчас лучше проза. Вот такая, например: «Самое дорогое у человека — это жизнь...» Выпьем за жизнь!
В штабе бригады Наташе приходилось работать в основном с Заярным. Он подбирал документы, диктовал, вычитывал, носил на подпись. Подтянутый, немногословный, он делал все быстро и четко. Но иногда четкость в работе переходила у него в педантичность, и тогда он становился черствым, даже грубым. «Назначить его командиром танка, тогда он узнает, что на войне человеку дороже: жизнь или долг? — раздраженно подумала Наташа. — Корпус, знамя, ордена... Только у штабистов поворачивается язык говорить с таким пафосом».
