— Пора!
Они слезли с чердака, вернулись в танки.
Румянцев сел на свое место и посмотрел на часы, дожидаясь назначенного срока. Прыгнула минутная стрелка светящихся танковых часов перед водителем. Нагнувшись, Румянцев глянул на них, потом на свои, ручные. Стиснув кулаки так, что ногти врезались в ладонь, негромко — а ему показалось, будто он кричит, — приказал водителю:
— Жми, Костя! Чтоб как ветер! — Тронул за плечо командира орудия, заряжающего: — Огонь с ходу, ребята! По насыпи!
Последние слова он выкрикнул, и теперь это действительно был крик, потому что все в танке грохотало, гудело, содрогалось. На выбоинах машина резко качалась, а Румянцеву казалось, что она летит не касаясь земли.
— Молодец, Костя, жми!
Азарт схватки с врагом захватил Румянцева. Мысль мгновенно отзывалась на каждый толчок машины, на каждый разрыв снаряда. Он уже слился с броневым телом машины, со всем своим экипажем в одно целое, неразрывное, и эта слитность выходила за пределы танка: как свою руку, как пальцы на ней, чувствовал Румянцев остальные машины.
От выстрелов танк останавливался, казалось, будто его отбрасывает назад, но это длилось всего секунду, и танк снова вихрем летел вперед.
Румянцев видел разрывы вражеских снарядов слева, справа, сзади, впереди. «Нет, они не умеют бить так, как мой башнер!» — с гордостью думал он. Но последний снаряд разорвался впереди — еще далеко, однако Румянцев уже понял: захватили в «вилку». Через минуту будет разрыв сзади, потом снова впереди... «А, черт, мы можем загородить дорогу Сережке Лимаренко и Вале Ежикову. И Грише Пастухову. И тогда все погибнут. Немцы расстреляют остановившиеся хотя бы на минуту, на полминуты машины».
— Костя, жми по самой обочине! По самой обочине, как только можешь! Не загораживай дорогу остальным, не загораживай! — яростно повторил он.
И тут же позвал:
— Сто пятый! Сережка! Гриша Пастухов, вы меня слышите? Ворветесь на насыпь, сразу гоните в голову колонны. А ты, Валя, и ты, Коля Летников, в хвост. Ясно?
— Ясно!
— Все ясно!
Это отвечали они. И потом еще неожиданно высокий, почти на визгливых нотах голос Сергея Лимаренко:
— Товарищ комбат, ну разрешите же мне первым!
— Лейтенант! — спокойно оборвал его Румянцев. — Вам задача ясна?
Сергей Лимаренко не ответил.
Насыпь была охвачена движением, как развороченный муравейник.
— Еще немного, ребята, еще немного, — говорил Румянцев экипажу, — и мы будем у них под самым носом!
