— Как же, как же! Не ты первый спрашиваешь. Пока знаю одно: молодой искусствовед, аспирант Комакадемии. Буду в Москве — поближе разгляжу.
Месяц спустя, вернувшись в Ленинград, Голованов поделился с Ведениным своими впечатлениями:
— Крепкий орешек. По возрасту молод, а суждениями обладает твердыми. Читал мне главы из новой своей работы. Весьма доказательно вскрывает реакционную сущность декадентства.
Эта работа — книга, посвященная русской живописи начала двадцатого века — вышла через год и сразу вызвала горячие споры. Бугров не ограничивался историческим обзором, острие его работы было направлено против тех, кто все еще тяготел к эстетским позициям «Мира искусства», «Аполлона», «Бубнового валета», прочих дореволюционных художественных объединений.
И снова, прочитав эту книгу, Веденин позвонил Голованову:
— Хорошо написано. Встречаются мелкие неточности, но в целом верно.
А вскоре получил письмо от самого Бугрова:
«Мне крайне важно встретиться с вами, Константин Петрович. Насколько знаю, у вас имеются некоторые замечания. Подготовляя книгу к переизданию, хотел бы их учесть».
Веденин ответил приглашением.
К этому времени он даже вообразил себе внешний облик Бугрова (то, что о нем рассказывал Голованов, не противоречило этому облику — наоборот, подтверждало его).
Выходило, что Бугров должен быть в движениях угловатым, быстрым, должен иметь непокорные волосы над сухощавым лицом, освещенным проницательно-жгучими глазами.
Однако Павел Семенович Бугров оказался другим: крупным, плотным, с несколько замедленными движениями. Короткие, ежиком подстриженные волосы начинались высоко над крутым, гладким лбом, а глаза из-под светлых бровей глядели с неторопливым вниманием.
И все же, два вечера проведя в беседе с Бугровым, Веденин не отказался от первоначального представления. Под внешней сдержанностью он различил иные черты: настойчивость, боевую непримиримость.
После этого, посещая Москву, Веденин еще не раз встречался с Бугровым. Встречался и на выставках и на совещаниях, слушал его доклад на юбилейном собрании АХРРа. Собрание состоялось вскоре после постановления Центрального Комитета партии о перестройке художественных организаций. Отметив десятилетний юбилей, Ассоциация художников революционной России объявила себя распущенной. В заключительном слове Бугров сказал:
— Сколько лет советские художники были разъединены. Сколько лет были обособлены друг от друга в творческих своих интересах. С этим покончено. Однако наивно думать, что групповая разобщенность тотчас исчезнет. Ваша ассоциация также допускала серьезные ошибки, вызванные этой разобщенностью. Всех нас ждет впереди большая, трудная перестройка!
