Веденин шел вперед и встречал знакомые полотна — работы учителей, друзей, учеников. Снова видел картины, на которых, тогда еще совсем молодой, учился, перед которыми простаивал долгими часами, стремясь постигнуть великую силу реалистической живописи. Видел и полотна, которые знал еще тогда, когда они лишь зарождались в начальных замыслах, в первых набросках... И воспоминания многих лет — встречи, мучительные исповеди в бессонные ночи, торжествующие минуты удач и страшная горечь непризнаний, минуты, когда кисти кажутся лгущими, вышедшими из повиновения, и минуты, когда вся жизнь блистательно ложится на полотно, — все это снова окружило Веденина, и одна картина дополняла ему другую.
И вдруг на пороге одного из зал резко остановился. И сразу понял, какое желание привело его сюда. «Что же ты остановился? Входи!»
Веденин все еще колебался, когда с ним поровнялась шумливая группа молодежи. Пользуясь минутной паузой, экскурсанты с озорством подталкивали друг друга, юноши на ходу что-то шептали девушкам, а те посмеивались и отворачивались.
Вместе с этой группой Веденин прошел вперед. Едва открылся простенок, как сразу умолкли говор и смех.
...Человеку осталось жить не годы, не дни, не часы — короткие мгновения. Жизнь, молодая, недолгая, уже позади. В пробитой груди клокочут последние вздохи.
Но человек живет. Он собрал все силы, приподнялся над койкой. Товарищи бережно поддерживают слабеющее тело.
Один из них, такой же молодой, сначала не понял, что это последняя вспышка последних сил. И обрадованно улыбнулся. И вдруг увидел предсмертную белизну лица. Он еще улыбается, но в глазах испуг... С ним рядом пожилой красногвардеец, — суровое морщинистое лицо и материнская нежность в руках, огрубевших от оружия... А третий — плечистый, стремительный, — он только что вошел, ветер еще шевелится в складках распахнутой шинели. Вошел и остановился, задержал дыхание...
А человек, приподнявшийся на койке, — человек живет. Живут глаза, устремленные за раскрытое окно, на стеклах которого отражается блеск штыков, блики знамен... Утро. Длинные тени. Снег, искрящийся на крышах... Слабое облачко пара вырывается из приоткрытых губ.
Но человек живет. Он видит — товарищи несут победу. И все отходит назад — и стены походного лазарета, и тело, охваченное смертью. Торжествующая улыбка пробивается сквозь судорогу лица. Великой верой, бесстрашной силой горят глаза победившего человека.
...Тесным, безмолвным полукругом остановилась молодежь перед картиной. Экскурсовод, человек средних лет в гимнастерке защитного цвета, некоторое время не прерывал молчания.
