Четыре жизни. Хроника трудов и дней Павла Антокольского | страница 61



На меня, по правде говоря, самое сильное впечатление произвел «Последний путь» Анатолия Бондаревского.

Повествование ведется от имени слуги Пушкина: «Провожаю тебя до могилы, твой холоп Никита Козлов». Удачно найденная интонация Никиты сразу придает стихотворению искренность и безыскусственную простоту. «Мчатся кони, а над тобою я, как свечка, в санях стою», — эти простые и в то же время пронзительные слова повторяются в стихотворении дважды, определяя весь его на первый взгляд несложный, но безошибочно точный и глубоко проникающий в душу эмоциональный ход.

Рассказав Павлу Григорьевичу, что сборник «Пушкину» после длительных хлопот мною все-таки найден, я уже собирался отметить запомнившуюся счастливую находку Бондаревского, но не успел это сделать.

— Знаете, что самое лучшее в сборнике? — перебил меня Антокольский. — Строки о Никите Козлове, который, как свечка, стоит в санях над мертвым Пушкиным!

Мне ничего не оставалось, как согласиться.

Каковы бы ни были отдельные стихи, напечатанные в сборнике, коллективная работа над ним оказалась хорошей школой для учеников Антокольского — юных поэтов, только начинавших свой путь в литературе. Они могли потом не возвращаться к своим юношеским стихам о Пушкине, но руководимый Антокольским коллектив молодых поэтов при Гослитиздате не забыли до сих пор.

Примерно в те же годы Антокольский редактировал стихи в журнале «Новый мир». На страницах журнала тотчас стали появляться Е. Долматовский, К. Симонов, М. Алигер, С. Васильев. Возникали и новые имена: А. Недогонов, М. Максимов.

К семидесятилетию Антокольского К. Симонов опубликовал статью «Учитель». Речь в ней шла, в частности, о том, что работа Антокольского в поэзии — это не только собственные стихи, но и «работа над нами».

«А кто это мы?» — спрашивал Симонов. Его ответ на этот вопрос настолько важен для моего очерка и настолько исчерпывает тему, что я приведу его полностью.

«Мы, — писал Симонов, — это, если говорить о моем поколении, Алигер и Долматовский, Сергей Васильев и Владимир Лифшиц, Островой и Матусовский, Панченко и Коваленков, Дудин и я, пишущий эти строки.

Если говорить о следующем поколении, чуть помоложе, мы — это Луконин и Межиров, Слуцкий и Наровчатов, Сергей Орлов и Михаил Львов. Это и Расул Гамзатов, и Козловский, и Гребнев, и Урин, и Коржавин.

А если еще моложе, уже после войны, то мы — это и Рождественский, и Евтушенко, и Ахмадулина.

И Кашежева, и Волгин, и другие, совсем молодые, двадцатилетние, — это тоже мы, ученики Антокольского.