Грязен, нечистоплотен серый. Мухи кружатся роем над логовом, назойливо щекочут в уголках приоткрытой пасти. Запах протухшего мяса чадит над кустами. Даже прохлада ручья не освежает запущенного волчьего дома.
Лежал бы волк, бока грел, да утро терять не хочется. До солнышка поднимается зверь и бредет по росе на охоту.
Дремучим урманом крадется зверь. Разлапистый папоротник нежно гладит отвисшее волчье брюхо. Часто волк останавливается и, склонив низко голову, шарит глазами по зарослям. Из-за горного окоема лучистым шаром восходит солнце. На буйную кипень трав, сквозь ветви елей полосами падает свет. Горит бриллиантом роса, голубым дымком струится ночная прохлада. Плохие глаза у старого волка, на солнце взглянул и ослеп. Еще ниже опустил волк лобастую голову и глубже в урман зашел.
Везло последние дни на охоте волку. Вынюхивал на гнездах глухарок, в еловых крепях догонял линяющего бородача глухаря. Потихоньку идет, каждый кустик обнюхивает. Чу! — где-то лопот могучих крыл. Вздрогнул, волчина, бросился наобум в сторону звука. Бежит — трава под ногами стелется, вот-вот накроет тяжелого глухаря! Мощный прыжок — подвихнулись старые ноги и волк грохнулся лбом о березу. Сноп огней просиял в глазах!..
Поднялся — глазам не верит:, сидит в стороне волчица. Потянулся понюхать — и видение улетучилось… Разбитый, поникший вернулся волк к логову и больше в тот день не пошел на охоту.
Все так же всходило солнце над лесом и разгоняло ночные туманы, все те же были вечерние сумерки с прощальными песнями птиц. По-прежнему утром рано и вечером поздно волк ходил на охоту. Да не вся, видно, радость в этом. Запала лихая тоска в душу зверя после таинственной встречи в урмане. Наскучил блаженный отдых, томить одиночество стало.
Лежит старый волк у ручья и, наверно, грустную думу думает. Не житье одному: волчицу, выводок надо. Да куда уж ему, старику. Горюет по родичам, по шумной семье. И все, поди, та волчица в урмане породила беспокойство у волка. Сон пропал, на охоту не ходит. Лежит, как пропащий. Видит порою тоскующий хищник поджарую: стоит в стороне, наблюдает за ним. Но не верит худым глазам старый волк. В страхе дрожит и зубы гнилые скалит.
Неспроста медведь Драно Ухо залез перед бурей в берлогу: не обмануло предчувствие. Хоть и страшно было, да ничего, отлежался. Живет не тужит косолапый, с утра до вечера занятый делами.
После немалых трудов когти наконец были сточены. Много деревьев заскоблил вблизи берлоги. От мудреной медвежьей работушки даже мшистые камни в округе стали оскоблены.
