После ливня | страница 11



Все, кто пришел встречать Бейше, уселись в саду под деревьями на расстеленных пестрых кошмах. Целыми горами громоздились на белых скатертях румяные пшеничные боорсоки, в огромном черном казане варилось мясо, старики и старухи с наслаждением прихлебывали хорошо заваренный ароматный чай — его наливали из кипящего медного самовара. Смех приветливых молодух, которые то и дело поигрывали тонкими бровями, звучал особенно звонко — счастье осенило крылом дом мельника. Всем понравилось, как приехал в аил сын Чора: с красным знаменем в руке, с черным козленком, притороченным к седлу. Знамя — символ победы, черный козленок с отрезанной головой — символ поверженного врага. Жители Мураке с того дня ввели в обычай встречать возвращающихся с фронта солдат так же, как встретил сына Чор.

Гости разошлись из дома Чора за полночь, а мы с Бейше остались спать прямо в саду. Рано утром, с первыми лучами солнца, мы поднялись и, повесив на шею по белоснежному полотенцу, вышли во двор. На небе ни облачка, оно такое чистое и синее, что на душе становится весело, хоть и не успел выспаться за короткую летнюю ночь. По узкой тропинке мимо дома отправились мы к реке. На усыпанных душистыми цветами стеблях желтого донника озабоченно гудели мохнатые дикие пчелы, их крылья еще были влажны от ночной росы, а черные хоботки знай себе работали в поисках сладкого нектара. Расправляли под лучами солнца свои тонкие лепестки дикие мальвы. Ласточки носились как угорелые. Быстрокрылая белогрудая птица мчится стрелой прямо на тебя и, кажется, ударит сейчас тебя в грудь… но нет, совсем рядом, в двух шагах, она резко взмывает вверх, так же резко поворачивает и с прежней скоростью уносится прочь. Издалека доносятся окрики пастухов, сбивающих коров в стадо. Колхозники идут на работу, их мирные голоса настраивают и меня на спокойный, веселый лад. Я останавливаюсь, глубоко вдыхаю свежие запахи утра, потом быстро догоняю Бейше, который, чуть прихрамывая, идет шагов на десять впереди.

— Байке, — заговариваю я с ним просто так, чтобы только услышать его ответ, — в этом году будет хороший урожай.

— А ты откуда знаешь? — Бейше останавливается.

— А вы поглядите, почти все мальвы цветут красным цветом, белых очень мало. Я раньше никогда не видал таких красных. Старики говорят, если мальвы ярко-красные, год будет урожайный, хлеба соберут много… Война кончилась, байке, теперь мы заживем, верно?

— Пускай сбудется твое желание, — задумчиво сказал Бейше. Он сорвал красный цветок и засунул стебелек в нагрудный карман гимнастерки. — Я тоже слыхал про эту старинную примету. Ишь какие яркие, глазастые! Ясное дело, в плохой год они так не цветут… Да, жизнь наладится, много хлеба на току, много и на скатерти. Белого хлеба на белой скатерти… Нет на свете народа счастливее нас… Ну ладно, догоняй-ка меня! — Он широкими прыжками спустился к реке. Здесь, у дощатого моста, что был построен как раз напротив мельницы Чора, берег густо зарос душистой мятой. В глубоком темном омуте вода никогда не стояла спокойно: по ней ходили пенистые водовороты, волны то бились о прибрежные камни, то с шумом отступали. Бейше быстро разделся и бросился в реку.