— Бабай, да домовладелец? Печка, вон, железная — на широкую ногу живёшь, однако.
— Кому ляпнешь про заимку — завалю. Это не моё — здесь жили те, кого ты людоедами зовёшь.
— Жили? А куда делись? Их поймали?
— Ха-ха, кто ж их поймает? Ушли они, ближе к цивилизации — в Монголию.
Из мебели в лачуге были стол, кровать и длинная лавка вдоль стены. Бабай растопил печку дровами, что лежали в углу, потом достал галеты и банку тушёнки. Мы плотно поужинали.
— Если будешь тут вписываться без меня, дрова оставляй. Под кроватью здесь ящик, там соль и спички. Падай на лавку, утром рано разбужу.
Я лёг, вытянувшись во весь рост, и закрыл глаза. Печка приятно потрескивала.
— Бабай, а ты про камни на полном серьёзе?
— Про какие камни?
— Ну что в жопу мне напихаешь, когда я умру?
— Тебе-то какое дело, тебя же не будет?
— Ну как это — стыдно…
— Перед кем? Перед опарышами?
— Не, при чём тут опарыши? Просто как я в рай поднимусь, если ты мне в жопу камней напихаешь? И перед Богом как предстану, он же видит всё?
— Не ссы, Бога нет. Спи давай.
Успокоил, сука…
Федька стоял и жевал. Да сколько же он, гад, жрать может? Хотя я, наверно, тоже смог бы вечность жрать колбасу.
— Федька, а вот Бабай сказал, что Бога нет, а ты говоришь что он — колбаса. Кто из вас прав, кому верить?
Федька прожевал, сглотнул и ответил:
— Бабай прав: Бога нет, но Он — колбаса.
— Это как? — удивился я.
— А так. Бог — дело добровольное. У Бабая Бог — Нет: Он сущ, но Его нет. А для меня Бог — колбаса, Его тоже нет ни для тебя, ни для Бабая. А для меня — есть, потому что я к Нему стремлюсь.
— А для меня тогда Бог кто?
— А ты — тупой говноед, для тебя Богом будет то, что прикажут.
