О президенте Кеннеди говорил уже более уважительно, чем, скажем, год назад. Теперь Хрущев считал, что хотя президент и молодой, но «человек с характером». И все же у него проскальзывали нотки, что надо продолжать оказывать нажим на Кеннеди в расчете на успех. Он считал, что вторая встреча с ним могла бы быть полезной.
После беседы с Хрущевым у меня не сложилось впечатление, что он исходил из возможности крупного конфликта с США в обозримом будущем, хотя напряженность в отношениях (главным образом из-за германских дел) будет, по его оценкам, время от времени сказываться. В общем, особой тревоги у Хрущева не было, когда он «благословил» меня на этот пост.
Конфиденциальный канал
Следует сказать, что в период после отъезда посла Меньшикова домой 4 января и до моего приезда в Вашингтон в марте между Хрущевым и Кеннеди продолжался негласный обмен мнениями.
В течение нескольких месяцев между ними действовал конфиденциальный канал связи через корреспондента ТАСС в Вашингтоне Георгия Большакова и брата президента Роберта Кеннеди, а также пресс-секретаря президента Пьера Сэлинджера. Большаков, работавший под «крышей» ТАСС, был сотрудником нашей военной разведки в чине полковника, но ему категорически запрещалось заниматься какими-либо другими делами, помимо этой связи. У него установились хорошие личные отношения с сподвижниками президента – он бывал у них дома, играл в теннис и т. п.
Большаков был исполнительным офицером, умевшим хранить в тайне свою связь (даже посол Меньшиков не знал о ней). Однако его серьезным недостатком было то, что он плохо знал дипломатическую сторону наших отношений с администрацией Кеннеди, не был в курсе деталей некоторых переговоров или позиций обеих сторон. Он, по существу, был хорошим «почтовым ящиком», но не более, поскольку давал мало дополнительной информации в силу того, что не мог достаточно квалифицированно вести беседы с Р. Кеннеди и Сэлинджером по широкому кругу вопросов. Более того, он порой неправильно интерпретировал их высказывания. Учитывая все это, Громыко, с одобрения Хрущева, поручил мне постепенно взять связи Большакова на себя, хотя и продолжать его использовать в отдельных случаях.
В первые месяцы моего пребывания в Вашингтоне действовали как бы два конфиденциальных канала: один старый – через Большакова, второй постепенно завязывавшийся – через меня. Я замыкался прямо на Громыко и Хрущева и вел – с их ведома и по их поручениям – официальный, хотя и негласный доверительный диалог.
